Возлюбленная для чемпиона - Маша Кужель
Когда я отвожу взгляд от этого хипстера недобитого и смотрю на Аню, ее глаза устремлены в землю.
— Ты сказала ему, что я трахаю тебя только тогда, когда мне это удобно?
Она закрывает глаза.
— Он практически заставил меня это сказать. Гена очень ловко манипулирует людьми. Может, он и козел, но он не дурак.
— Ты ведь не сказала ему, что знаешь о его жене?
— Нет, — шепчет она. — Я не видела его и не хотела, — она обхватывает себя руками и дрожит. — Пожалуйста, отвези нас с Платоном к моей машине. Я хочу домой.
— Что ты будешь делать, если он появится снова? — я не имею права на эту ревность и гнев. Но все равно ревную. — Ты сказала, что твое сердце не разбито, но, Анюта, когда ты смотришь на него...
— У меня не разбито сердце из-за него, Илья, — ее глаза наполняются слезами. — Я убита горем из-за того, что он сделал со мной, скрывая свой брак. Я даже еще не сказала его жене, — она прижимает ладонь ко рту. — Я не разговаривала с тобой много лет, потому что не хотела быть причиной того, что твой сын потеряет отца, но теперь я вполне могу быть причиной того, что другая маленький ребенок потеряет своего, но в этот раз я даже не любила этого самого оца.
Она меня убивает.
— Аня…
— Я не могу больше говорить об этом сегодня.
Она любила меня. Она не произнесла этого вслух, но я все равно это услышал. Часть меня всегда знала это, даже если она никогда этого не говорила. Теперь осталось выяснить, смогу ли я снова заслужить эту любовь.
Глава 58
Илья
Роза забрала Тему на выходные. Таким образом мне предстоит провести целые выходные в одиночестве, пока Тема не вернется домой в воскресенье вечером.
Поднимаясь по лестнице в квартиру Ани, я чувствую себя подростком, собирающимся на первое свидание. Я снова захватил пиццу, но понадеялся, что на этот раз мне не придется угощать ей соседку.
Когда я отправил сообщение, Аня сказала, что будет дома, на удивление, она не стала спорить, когда я сказал, что собираюсь заскочить к ней.
Аня открыла мне дверь своей квартиры, одетая в клетчатые пижамные штаны и майку с изображением Пушкина. Ее волосы были собраны в беспорядочный пучок на макушке, а макияж смыт. В таком виде она выглядела значительно моложе. Более уязвимой.
— Зачетная майка, — говорю я.
— Спасибо. Платон подарил мне ее на Новый год, — она прислоняется к дверному косяку и вопросительно выгибает бровь. — Зачем приехал?
За тобой.
— Я подумал, что мы могли бы потусить вместе. Поговорить. Что угодно. Тема уехал к маме на выходные.
— Я не уверена, что это хорошая идея — пускать тебя сюда.
— Это отличная идея. Мы же друзья.
— Ну, давай, заходи.
Я шагаю внутрь и прохожу мимо нее, как будто уже бывал здесь сотни раз. Я захожу на маленькую кухню. Кладу коробку с пиццей на стол и открываю ее.
— Я принес твою любимую, пеперони.
— Нет, спасибо.
— Тогда можно заказать что-нибудь другое. Роллы? Бургеры? Что-нибудь из ресторана?
— Я ела овсянку.
— На ужин?
Она пожимает плечами и открывает холодильник. Там было не так уж и много всего — яблоки, творог, молоко, салат и упаковка пива.
— Хочешь пива?
— Конечно.
Я достаю из коробки кусок пиццы и откусываю. Хоть я и ненавижу есть в одиночку, в этот момент я чертовски голоден.
— Как хорошо пахнет, — она закрывает глаза и стонет.
Теперь мой член был твердым.
— Так и есть. Попробуй кусочек.
Она с тоской глядит на коробку.
— Я больше не ем эту еду.
— Почему?
Она проводит рукой по своему телу, как будто это что-то объясняет.
— Потому что так лучше. Я держу строгую диету много лет, но стоит мне один раз попробовать вкусную и жирную пищу — я тут же сорвусь.
Я хмурюсь, глядя на нее. Она всегда стеснялась своего веса. А с момента поездки в Париж и до того, как она появилась в моем номере в Казани, она очень сильно похудела. Я помнил, как меня беспокоило то, что она стала выглядеть слишком худой.
— У тебя случайно не было чего-то вроде анорексии?
Она смеется, но от этого смеха веет тьмой и холодом.
— Да. Между попытками контролировать себя, когда умирал отец, и попытками справиться с пожизненной неуверенностью в своем теле...
— Я никогда не понимал, почему ты так стесняешься себя.
— Я знаю. Разумом я понимаю, что ты считал меня красивой, но все-таки...
— Все-таки что? Я был по уши влюблен в тебя такую, какая ты есть, — мне неприятна мысль о том, что она сама себя изводила и изводит. — А твоя семья знает?
— Мама знает. Это она отвела меня к психологу после смерти отца. Она сказала, что ее сердце никогда не оправится от потери папы; но если ей придется наблюдать, что и я тоже угасаю, она просто не сможет жить дальше. Я попросила ее не говорить мальчишкам, и она согласилась. Но сейчас мне уже лучше, так что не надо на меня так смотреть.
— Но ты все равно не ешь пиццу?
— Анорексия была отражением всех моих проблем. Поэтому, когда я поправилась, мне пришлось решать эти проблемы и пытаться сформировать новые, здоровые привычки. Я решила не есть продукты, после которых я чувствую злость на себя. По какой-то причине я могу выпить пива или съесть мороженое, не чувствуя, что моя жизнь выходит из-под контроля, не ощущая, что еда — это какой-то грех, которому я снова поддалась. Но пицца ассоциируется у меня с...
— С чем?
— С ненавистью к себе? — она вновь неловко смеется.
— Тебя не смущает, что я ем в твоем присутствии?
— Нисколько. Серьезно, я прошла долгий путь. И я научилась любить свое тело благодаря спорту.
Пухлая или пугающе худая, она всегда была красивой для меня, но я должен признать, что сексуальный рельеф ее ягодиц и мускулы в плечах ей очень шли.
— У меня все еще бывают загоны на тему веса, но очень редкие.
— Это хорошо. Может, будем ходить на пробежку вместе?
— Я не такая, как мои братья. Я люблю получать удовольствие от тренировок, а не