Хозяин, наследник и я (СИ) - Амур Ника

В конце концов, он уходит. Едва за ним закрывается дверь, как на меня накатывает волна облегчения. Правда, длится она недолго, всего несколько секунд. До тех пор, пока я не слышу, как проворачивается ключ в замке.

Меня заперли! Я здесь пленница!

Игнорируя боль внизу живота, я вскакиваю к окну, распахиваю его настежь и наталкиваюсь на решетки. Крепкие! С губ срывается стон разочарования. Решетки с виду ажурные, а так – кремень. А еще частые, даже такая худышка, как я, не пролезет.

От резко подъема кружится голова, и я вынуждена сесть. Я что, в тюрьме?

Слезы подступают к глазам и клокочут в горле. Горячими каплями они катятся по щекам, а еще что-то горячее течет по внутренней стороне бедер. Касаюсь себя там, смотрю на пальцы – они в крови. Тихий плач грозит перейти в истерику.

Чтобы окончательно не разрыдаться, я сосредотачиваюсь на насущном. Надо помыться. Когда что-то делаешь, становится чуточку легче.

Нахожу дверь в ванную комнату. Раздеваюсь и встаю под душ. Долго тру себя мочалкой, чтобы смыть с себя запах и отпечатки Раиля Алаева. Кожа уже красная и горит. Делаю воду горячее. Еще и еще. Пока могу выдержать. Вода смывает не только кровь, но и слезы.

Я словно наказываю себя. Я должна была сопротивляться сильнее. Должна была дать отпор! Вроде понимаю, что это бы ничего не изменило, и все равно ненавижу себя за слабость. Но особенно сильно за то удовольствие, что я испытала. Стоит вспомнить, и колени дрожат.

Выхожу из душа, закутываюсь в полотенце. Зеркало над раковиной запотело, и я провожу по нему рукой. Смотрю на себя и будто вижу кого-то другого. Лицо, опухшее от слез, а губы – от поцелуев. Сегодня я стала женщиной. Говорят, это меняет девушку навсегда. Я раньше не верила, а теперь вижу, что это правда.

За окном уже поздняя ночь. Я устала так, что не стою на ногах, но боюсь уснуть.

Надеваюсь снова свой сарафан, хотя в шкафу полно другой женской одежды. Кое-что даже подойдет мне по размеру. Похоже, это комната для любовниц. Раиль селит здесь своих женщин.

Меня воротит от мысли, чтобы взять чью-то чужую одежду. Пусть от сарафана пахнет Раилем, но уж лучше свое.

На кровать ложусь прямо так, в сарафане. Кутаюсь в покрывало, лежу лицом к двери, изо всех сил борюсь со сном. Кажется, стоит уснуть и случится что-то плохое. Вернется он .

И все же сон берет свое. Через час, сама не замечая как, я отключаюсь.

Просыпаюсь резко. Не от шума, а наоборот – от тишины. В интернате в общей комнате для старших по утрам такой шум стоит, что уши закладывает. А здесь тихо-тихо, аж не по себе.

На спинке кресла висит платье. В отличие от вещей в шкафу – новое. Даже бирка имеется.

Раиль заходил, пока я спала? От этой мысли кровь стынет в венах. Он же в любой момент может войти и сделать со мной все, что захочет. И никто, ни одна живая душа не вступится за меня. Такой беспомощной и одинокой я еще никогда себя не ощущала.

Платье красивое, снова белое. Какой-то бзик у него что ли, на этом цвете? Впрочем, мне плевать. Я к наряду не притрагиваюсь. Мне подачки не нужны. Отпустил бы меня уже. Вон солнце встало, мне пора.

Я хватаюсь за мысль об отъезде, как утопающий за соломинку. Надо просто еще немного потерпеть, и скоро я буду в интернате. А там соберу свои вещи и пошлю всех к черту. Хватит с меня. Раз детство закончилось, то я имею полное право сама собой распоряжаться.

С этой мыслью я встречаю открывающуюся дверь. Почти не дрожа, ведь я верю, что меня отпустят.

И все же дыхание сбивается и восстанавливается, лишь когда я вижу – за дверью не он. Там стоит женщина лет пятидесяти в черном костюме. Она недовольно морщится, видя, что я не переоделась. Прямо как наша директриса. Они бы нашли общий язык.

— Идем, — машет женщина рукой. — Пока завтракать.

— Я не голодная, — качаю головой.

— Я тебя не спрашивала. Ну же, — понукает она. — Раиль Баширович не любит ждать.

То, как она говорит о нем, наводит меня на мысль, что для нее он тоже хозяин.

Внутри меня все сжимается, едва я понимаю, что снова увижу его. Уже при свете дня. Не могу! Не хочу!

Я трясу головой и намертво вцепляюсь в матрас, давая понять – не пойду. Женщина смотрит на меня с таким выражением лица… Кажется, она считает меня ненормальной. Дурочкой, которая не понимает своего счастья. Может, она сама не против занять место в постели хозяина? Так пусть, я буду только рада, если он забудет обо мне.

— Хватит капризничать, — она хватает меня за плечо и тянет. Вот это хватка! — Сейчас охрану позову, они живо тебя приволокут.

— Верните меня обратно в интернат, — требую, крепче впиваясь пальцами в матрас.

— Насчет этого может распорядиться только Раиль Баширович. Придется тебе все-таки с ним повидаться, а не то застрянешь здесь надолго, — хмыкает она.

Я опускаю голову. Боевой настрой покидает меня. Ох, именно этого я и опасалась.

— Ладно, — вздыхаю, — веди.

Если хочу, как можно скорее покинуть этот дом, придется увидеться с Раилем. Еще раз. Последний.

Ася

Выхожу из спальни, где меня заперли, одновременно с надеждой и страхом. Я все еще такая наивная, верю, будто могу что-то изменить, на что-то повлиять.

Вслед за своей надзирательницей спускаюсь вниз по лестнице, на первый этаж. Иду и невольно кручу головой. Когда вечером Раиль меня нес, мои глаза были закрыты. Я не видела, в какой роскоши оказалась.

Потолки высоченные, пол выложен мрамором, лестница, как в Большом театре, не меньше. Окна тоже высокие, свет из них заливает холл.

Чувствую себя Золушкой, попавшей во дворец принца. Вот только мой принц вовсе не милый и добрый, мой принц – чудовищный и злой. И меня трясет от одной мысли, что сейчас я снова его увижу.

Никакая я не Золушка, я – испуганный мышонок, а Раиль – хитрый лис. Так и хочется воскликнуть: «Не ешь меня, пожалуйста! Я не вкусная».

Надзирательница сворачивает к двери, и я невольно задерживаю дыхание, словно на глубине, под толщей воды. В каком-то смысле это и правда так. Я на глубине – на глубине отчаяния.

Дверь открывается, и я вижу просторную столовую со столом минимум на десять персон. За ним сидит всего один человек – Раиль Алаев. Зачем так много места, если все равно ешь один? Мне кажется, это только подчеркивает одиночество.

При виде меня он поднимает, промокает губы салфеткой и жестом приглашает присесть. Весь такой элегантный, в дорогом костюме, гладко выбритый. Внешне цивилизованный человек.

Где же тот зверь, что терзал меня вчера? Да вот же он – притаился во взгляде черных глаз и по-прежнему жадно смотрит на меня.

Надзирательница уходит, оставляя нас наедине, и я замираю на пороге столовой. Надо взять себя в руки, надо быть сильной – повторяю мысленно, как мантру.

— Сядь, — приглашает Раиль. — Тебе надо поесть.

— Не хочу, — качаю головой и тут же прошу, пока голос еще слушается: — Мне пора вернуться в интернат. Прикажите, чтобы меня отвезли обратно.

Он хмуро молчит какое-то время, а потом отвечает коротко и предельно ясно:

— Нет.

Вот так, всего три буквы рушат остатки моей надежды. Просто «нет» и все. Нет свободе, нет мечтам, нет нормальной жизни. Как это вообще со мной произошло? В голове не укладывается…

— Вы не имеете права держать меня против воли! — восклицаю. — Это противозаконно.

— Пожалуешься на меня? — хмыкает он.

Я растерянно оглядываюсь. Кому здесь жаловаться? Вдруг ощущаю себя жертвой маньяка. Меня похитили и держат против воли – как еще это назвать?

Вот только я почему-то не пугаюсь, а дико злюсь. Наваливается все разом и то, как директриса меня продала, и то, что Раиль сделал со мной вчера. В меня будто демон вселяется – подскакиваю к столу, хватаю первое, что попадается под руку, кажется, тарелку и ка-а-ак шарахну ее об пол.

Звон, осколки в стороны, тарелка вдребезги. Мне становится немного легче, но все еще недостаточно. Тянусь за следующей тарелкой, но взять не успеваю. Раиль перехватывает мою руку за запястье.