Предсказание - Villa Orient
Многочисленные родственники отца, которые мне никогда семьёй не были, вдруг встали в очередь, требуя моего внимания. Меня до сих пор воспринимали как временного человека, который наиграется властью и бросит. Они выжидали. Но семья и возможность появления наследника делали меня более чем постоянным на текущем месте.
Льстивые предложения стали поступать пополам с угрозами, и с завидной регулярностью. Марина была надёжно спрятана. Даже в те дни, когда она выезжала в город, об этом знал только очень ограниченный круг проверенных лиц. Но это не могло продолжаться вечно. Так я не мог запретить дяде приехать в загородный дом. Он не спрашивал. А я не успел предупредить Марину. И не смог её защитить, когда это было по-настоящему нужно. Теперь груз вины вечно будет лежать на моих плечах. Я мог в один день потерять и её, и ребёнка. Потерять всё.
Сейчас она была без сознания. Меня предупредили, что по-другому было нельзя, потому что она нервничала и могла навредить себе. Как всегда. Я смотрел на её бледное лицо и приоткрытые губы. Она дышала ровно, но так слабо, что грудь почти не поднималась. Тонкая рука лежала поверх одеяла. Я накрыл её. Она, как всегда, была мягкой, нежной и холодной. Даже в жару её руки были прохладными. Я должен попросить прощения, потому что я виноват, но знаю, что не заслуживаю её милости. Если бы она могла дать мне шанс…
Я поцеловал её щёку и вышел из палаты. По крайней мере, с ребёнком всё было в порядке. Розовощёкое создание трогательно посапывало. Я пришёл, чтобы отвезти нас домой. Ребёнок уже сейчас был похож на Марину. Рыжеватый пушок покрывал маленькую головку, и на руке было родимое пятно.
Я взял ребёнка на руки и пошёл к выходу, хотя был готов остаться здесь и вечно ждать, пока Марина со мной поговорит. Я одёрнул себя, потому что пообещал дать ей возможность выбора. Она сама должна решить, как жить дальше и с кем остаться. Хотя играл я нечестно и почти был уверен в победе.
Глава 40
Я проснулась неожиданно, как будто вынырнула из глубины. Первое, что я почувствовала — боль, острая и прожигающая. Второе — была ночь. Шторы на окнах опущены, и приглушённый свет исходил из софитов на потолке. Третье — я не одна. Медсестра проверяла капельницу, трубку от которой подсоединили к моей руке. Она мило улыбнулась.
— Как вы?
— Больно.
— Сейчас поступит обезболивающее и станет легче.
— Где ребёнок?
— С ней всё в порядке: 3300 грамм и 52 сантиметра. Отслойка ей не повредила.
— Я могу её увидеть?
— Пока не стоит. Вы потеряли много крови, пришлось делать переливание плазмы.
Я попыталась встать, но даже перевернуться в кровати не смогла, совсем без сил.
— Не напрягайтесь, пожалуйста. Вам нужно отдыхать и восстанавливаться.
Но я всё равно пыталась подняться. Тогда она покачала головой и достала ещё одну ампулу, которую вколола в капельницу, и я снова стала проваливаться в сон.
Я снова очнулась, когда солнце ярко светило прямо в окно. По углу солнечного света я могла теперь определить время. Это был вечер, почти закат, около шести часов. Я опять с трудом приходила в себя, по крупицам собирая последние события. Боль была со мной, ярко напоминая, что я больше не беременна. Для верности я провела рукой по плоскому животу, и слёзы сами собой навернулись на глаза.
Я была одна в палате, да и вообще палата была одноместной. Ребёнка со мной не было. В данный момент капельница не подключена к моей руке. Я пыталась сосредоточиться, чтобы поймать мысль, которая билась на краю сознания. Медсестра сказала: «с ней всё в порядке». Она могла оговориться на иностранном языке, а я могла неправильно понять или запомнить после наркоза.
Я попыталась встать с постели. Перевернулась на бок, оперлась на локоть и спустила ноги. Голова закружилась, а боль резко пульсировала в центре живота. Я согнулась и посидела так некоторое время, когда чернота перестала пытаться застелить взгляд. Я осторожно спустила ноги на пол, проверяя себя на прочность, и встала. Мне пришлось ухватиться за тумбочку, стоящую рядом, чтобы не упасть, и постоять ещё немного, пока комната в очередной раз перестала кружиться. Я дошла до внутренней двери, ведущей в душевую, и ополоснула лицо холодной водой. Боль была сильной, но вполне терпимой. Почему-то подсознательно я чувствовала, что обезболивающее мне давно не давали, значит, с текущим состоянием я могла справиться самостоятельно.
Я пошла обратно и заглянула в шкаф, с удивлением обнаружив там одежду: белье, платье и туфли, причём в ассортименте. Кто-то подготовил меня к тому, что я могу покинуть больницу самостоятельно. На полке я также увидела довольно большую кожаную сумку. Я заглянула внутрь, обнаружив в ней свой загранпаспорт. Я вытащила его и долго смотрела на первую страницу с фотографией, как будто не узнавала в этой женщине себя. Это было в прошлой жизни, не со мной. Я поняла, что это значит. Я была свободна. Свою часть сделки я выполнила.
Я положила паспорт обратно и обнаружила в сумке пачку денег. Доллары сотенными купюрами. Вот она, цена моего вклада в продолжение рода эмира Омана. Погрузившись с головой в жалость к себе, я в последний момент заметила, что в сумке был ещё и телефон. Он включился от нажатия на кнопку и оказался совершенно новым. В контактах не было ни одного номера, зато сразу пришло сообщение о подключении к сети и загорелся значок доступа к интернету. Я потёрла лоб, на котором от усилий выступила испарина. И опять попыталась сосредоточиться на мысли. Я не могла так уехать. Мысль вполне чётко оформилась в действия.
Я опять пошла в душевую, чтобы помыться, потом надела одежду, стараясь не делать резких движений, которые болью отдавались по внутренностям. Я взяла сумку и вышла в коридор. Тут было тихо и пусто. Я прошла в центр, потому что именно там и должен был быть лифт. Никто не следил за мной. Никто не пытался меня остановить. Лифт приехал пустой. Какая удача.
Я беспрепятственно
