В объятиях воздуха. Гимнастка - Юлия Туманова

— Уже колючий, — удивленно и нежно заметила — Вета.

Алексей рассказывал о чем-то и, выехав на мост, смолк на полуслове, теряя голову от ее прикосновения, от ласкового недоумения в ее голосе.

— Что? — Он развернулся к ней и мигом потерял самообладание, наткнувшись на ее взгляд: столько любви было в ее глазах. И вдруг раздался страшный грохот. Веточка, теряя ощущение реальности, увидела, как земля и небо слились в единое целое. Съехав под откос, машина кувыркнулась несколько раз, разбрасывая комья грязи, и встала на колеса. Темнота постепенно накрыла все вокруг, и грозную, густую тишину нарушал только звук работающего двигателя.

Веточка не приходила в сознание несколько суток, и только однажды, когда где-то рядом прозвучало имя Алексея, она слабо вздохнула и заплакала, не открывая глаз. Ираида Петровна с ужасом смотрела, как безмолвные слезы катятся по лицу дочери. Врач тут же выпроводил женщину из реанимации.

— Состояние стабильное, и одно только это внушает надежды, — приговаривал он, ведя Ираиду Петровну под руку, — а вам нужно отдохнуть…

Постаревший, какой-то потрепанный Александр Ильич ждал жену в коридоре.

— Никаких изменений, — сообщил доктор, передавая Ираиду Петровну с рук на руки.

— Она плакала, она услышала меня, — пробормотала та, устремляя на мужа умоляющий взгляд, — я рассказывала ей про Алешу, ты же знаешь, я все ей рассказываю, и она, наконец, услышала. Она поняла меня. Доктор, она поняла меня!

— Тихо, тихо. — Муж прижал ее к себе и вопросительно посмотрел на врача.

Тот кивнул.

— Такое случается. Иногда шок или просто сильное потрясение, услышанные новости дают реакцию. Я ведь говорил, что из комы можно выйти в любой момент.

— Тогда, может быть, нам почаще разговаривать с ней?

— Хорошо, мы подумаем, — неторопливо произнес врач, — вы зайдете к Забродину?

— Да, обязательно, — закивали Титовы.

Алеша лежал уже в обычной палате, проведя в реанимации первые несколько часов после аварии. Он быстро шел на поправку, хотя переломов и вывихов было предостаточно, не говоря уж о внутренних повреждениях. Но врачи были настроены оптимистично, предстояло долгое, мучительное лечение, но главное, тут все было просто и ясно, тогда как состояние Веты вызывало массу вопросов. Девушка почти не пострадала, но в сознание ее не могли вернуть ни современные препараты, ни даже знахари, к которым прибегли отчаявшиеся родители.

Титовы задержались у Алексея часа на полтора, обсуждая состояние дочери с ним и Руденко, который очень сблизился с юношей за это время. Сначала тренер настороженно относился к журналисту, но постепенно проникся к нему доверием. Он узнал о жестких условиях контракта, по которому Алексей сотрудничал с одной из столичных газет, и вполне понимал, что молодому человеку ничего не оставалось, как хитростью и обманом выманивать сведения о жизни звезд, чтобы удержаться на работе. Конечно, тренер не одобрял подобный образ жизни, но был достаточно мудрым человеком, чтобы уважать право выбора других. К тому же было ясно, что за последнее время Алексей изменился настолько, что пути назад для него не существовало. Борис Аркадьевич знал прежнего Забродина только по скудным рассказам Веты да газетным материалам, теперь перед ним был серьезный, чуть насмешливый парень, немного замкнутый, немного угрюмый для своего возраста. Но это было не удивительно, имея в виду, что ему пришлось пережить. Борис Аркадьевич видел, как мучается Алеша из-за того, что случилось, хотя вслух он никогда не винился, не каялся со слезами на глазах, как когда-то Кира. Она и сейчас умудрилась придумать себе вину, не уставая делиться со всеми своей «преступной» безалаберностью. Дескать, если бы ей было известно о поездке подруги, то она бы отговорила Веточку, и ничего, ровным счетом ничего бы не случилось. В ее раскаянии и покаянных речах тренеру слышалось столько пафоса, что он стал сомневаться в искренности бывшей гимнастки. Из всего на свете эта особа извлекает выгоду для себя, думал Борис Аркадьевич. И тут же, оправдывая подругу своей воспитанницы, рассуждал, что стремление Киры оказаться в центре внимания вполне объяснимо. Другим способом у нее это не получается, вот она и кричит на весь белый свет о своей вине, о том, что не уберегла, недосмотрела… Впрочем, не только Кира увлекалась подобными речами. И жена Бориса Аркадьевича, и родители Веточки часто заводили разговор на эту тему, не уставая корить себя. Ираида Петровна первые часы после известия об аварии вообще чуть не лишилась рассудка. Ведь именно она сообщила Вете о несчастье с отцом, который, кстати сказать, вполне нормально себя чувствовал после инфаркта.

В его возрасте, с его работой, предполагающей сидячий образ жизни, сердечный приступ вовсе не удивителен, учитывая, что недавно он пережил такую радость, как примирение с дочерью. А ведь сильная радость — это тоже стресс для старого человека. В тот момент мать Веты ужасно перенервничала, и бедную женщину нетрудно понять, ведь она осталась одна, вся ее самоуверенность мигом исчезла, уступив место растерянности. Отсюда и та преувеличенность опасности, угрожающей отцу, о которой Ираида Петровна поведала дочери. И только теперь перед лицом истинной беды Ираида Петровна словно окаменела. Доктора стали для Титовых ангелами, на которых они не уставали молиться. И Александр Ильич, и его супруга знали каждого врача, имеющего хоть малейшее отношение к их дочери, знали все о нем и малейшее изменение в выражении лица доктора встречали с надеждой. Но, увы, успокоительно-бодрые прогнозы врачей никак не вязались с их тревожными взглядами.

— Ладно, Алексей, я пойду, — поднялся Борис Аркадьевич, — держись.

Тренер попрощался с Титовыми и вышел, у регистратуры он неожиданно столкнулся с Кирой и Максом. Хореограф несколько раз уже был в больнице, стараясь пробиться к Веточке, и Борис Аркадьевич, узнавая о каждой такой безуспешной попытке, не знал, радоваться ему или огорчаться. Как говорили врачи, гимнастка могла очнуться внезапно, без каких-то внешних причин, но возможен был и такой вариант, что внешние возбудители оказали бы свое воздействие. Например, Макс с его навязчивым желанием вернуть любовь Веточки. Вдруг у него получилось бы вызвать у нее реакцию, пусть негативную, зато реакцию. Размышляя об этом, Борис Аркадьевич почти тепло поздоровался с ним и кивнул Кире.

— К журналисту заходили? — спросила она с ехидной ухмылкой. Как и все ухажеры Веты, Алексей ей не нравился, и скрывать этого она не желала, хотя навещала его с завидным постоянством, не обращая внимания на обидные подколы Забродина. Алексей,