Развод в 45. Предатель, которого я любила - Лила Каттен
Лена перестала обращать внимания на одноклассниц, которые подшучивали над ней и Мариной, с которой они если и не стали лучшими подругами, но точно стали больше общаться. Лена либо проходила мимо, либо посылала их далеко и надолго, чтобы даже не думали что-то говорить о Марине, над которой она и сама раньше подшучивала. Теперь же она хотела только заступаться за нее. И плевать, что там говорили эти курицы.
Словосочетание «лучшая подруга» теперь не нравилось Лене. И она не пыталась его употреблять даже мысленно к Марине. Но все же… она была ей подругой. Молчаливой, но дающей знать о себе поступками. Это было важнее статусов.
Они вместе оставались после уроков, даже если не было дополнительных, они оставались в библиотеке и занимались сами. Ноутбук Лена у папы не просила, и все что требовалось для школы, она делала на школьном компьютере. Ее устраивало. Потому что зачастую она могла больше времени провести с Маринкой.
Синяки на ее теле раздражали Лену. Она все порывалась пойти с одноклассницей домой и, так как имела характер, высказать все ее родакам. Но Марина почти умоляла не делать этого. Вместо этого она принимала от Лены мази от ушибов и синяков. Так как Марина не тратила лишние деньги на такое. Оставляла, чтобы проходило само. Лена же не стала мириться. И купила в аптеке мазь. Была уверена, что подруга откажется. Упертая ведь. Но та не стала. Сказала спасибо и в туалете при помощи Лены замазала все, что болело.
Лена ходила к психологу, как настояла мама (что она узнала позже). Говорить она по-прежнему отказывалась. Но она ходила. Женщина даже что-то говорила сама. Но в целом Лена была сосредоточена на том, чтобы выйти на четверки в этой и следующей четверти, чтобы закончить девятый на четверки, да и сдать экзамены.
Они говорили с Мариной о будущем. Лена узнала, что та хочет после выпуска в колледж поступить в другом городе. Том самом, где учился уже брат Лены. Теперь девочка тоже горела этой мечтой. Со всеми этими мечтами она забыла поделиться с отцом, но знала, что ему будет пофиг. Матери? Но мама тут по клиникам. В итоге Лена отложила подобные разговоры. И вот узнала, что мама собирается уезжать. И если ей остался месяц в больнице, то, по сути, она даже выпускной не застанет.
«Да и зачем ей?» – усмехнулась мысленно Лена.
Она поняла, как сильно обидела мать. Отец ушел к дуре Вере. Она ушла к дураку отцу и оставила маму. Так что да, она ее поняла. Месяц или чуть больше назад. В разговоре с той же Мариной. Она все поняла. И сейчас ей тоже было больно. Но она не хотела говорить об этом матери. Не хотела, чтобы она оставалась тут из-за нее.
Поэтому убежала. Поэтому не сказала, что ей страшно оставаться тут одной. Отец уже дал понять, что до Лены ему нет никакого дела. Она уже была одна, так как мама была в больнице. И ей уже было страшно. Но не так, как будет после того, как мама уедет.
Вылетев из ворот клиники и побежав в сторону по длинной аллее, которая была слева вся высажена березами.
– Эй, – ее схватили за рукав, и Лена резко остановилась.
Марина стояла за ее спиной и тяжело дышала, смотря на такую же с трудом дышащую Лену. Она и забыла, что приехала сюда с ней.
– Ты чего?
И тут из ее глаз потекли слезы. Слезы, которые она никому не позволяла видеть. Теперь их видела Марина. Но Лена знала, что она не пойдет по туалетам разносить это, чтобы другие дуры сплетничали об этом.
– Она уезжает, – пробормотала Лена, и ее подбородок задрожал.
– Кто?
– Мама. Она продаст дом и оставит меня. Я оставила ее. Теперь она оставит меня. Я знаю, что я виновата. Но я старалась. Я хотела, чтобы она знала, что я старалась…
Ее рыдания заглушило плечо одноклассницы. Девчонки, которая никогда в мыслях прежнего подростка Лены и не мелькала в сознании. А сейчас она стояла и утешала ее. Единственный человек в мире, которому она хотела рассказать о том, почему ей было так больно. Рассказать, как она поступила с мамой. Какой плохой дочерью была. А теперь не знала, как попросить прощения.
Они сели в парке, решив сегодня не заниматься и не возвращаться в школу.
Лена говорила все это время. Она рассказала обо всем. С самого начала аварии мамы. О том, что стыдилась идти рядом, когда та была в инвалидном кресле. Как не хотела идти на день города с мамой и солгала. Как ушла к отцу и его любовнице.
И ей было стыдно даже говорить об этом. Потому что, озвучивая все, что произошло, она понимала ту глубокую степень обиды мамы. И она была так же глубока, как и Марианская впадина. Когда Лена закончила говорить, она поняла, почему мама так поступала. Никакой месяц хорошей учебы не прикроет того, что она сделала. И она была так глупа, надеясь на это.
– Она никогда не простит меня, – прошептала Лена, смотря, как листья тополя трепыхаются на ветру.
– Простила, – заявила Марина.
– Ты слышала ведь все, что я рассказала. Она меня, наверное, с трудом выносит.
– Не глупи, Лена. Мама тебя простила. Может, не так давно, но простила. И она тебя любит.
Лена не стала спорить просто потому, что из-за слез еще немного заикалась и пила йогурт, который они купили по пути сюда в магазине.
Но Марина продолжила говорить.
– Моя бабушка постоянно говорила про оценки и учебу. Я иногда бесилась, дулась на нее. Думала, что у нее нет других тем для разговоров. А незадолго до того, как она умерла в прошлом году, она сказала, чтобы я всегда проявляла заботу к важным мне людям не тем, что постоянно поддакивала, боясь обидеть. Она сказала, что заставить надеть важного мне человека свитер в прохладную погоду важнее, чем согласиться с тем, что круче выглядеть важнее, чем быть согретым.
Лена поняла аналогию. Прекрасно
