Развод на новый год - Лена Тэсс

- Вот придурки, такую страну развалили, - пыжился толстяк рядом со мной, - при Сталине такого не было, чтобы людей в аэропорту мурыжить. Ты был в этих гостиницах? А я был, клетка у попугая и то шире.

- У меня номер… - собственный голос звучал далеко и глухо, как из другой вселенной.

- Чего?

- Номер… говорю… в гостинице. Ты можешь у меня переночевать.

- А ты?

Я оглянулся на синие пластиковые кресла в ряд:

- А я здесь, я все равно скоро отрублюсь, так что не важно, где спать, главное не лицом… не лицом…

Кажется, я так и не смог закончить фразу “не лицом в салате”. По глазам больно бил свет, а в ушах раздавались два голоса, женский и второй, этого неугомонного Аркадия. Он шутил какие-то шутки, а я смеялся, как смеются зрителя на концерте Смехопанорамы. Не то как псих, не то как бесноватый. И даже умудрялся шутить в ответ, потому что Аркадий и какой-то мужик рядом с ним надсадно ржали в ответ.

- Приехали, - сказал незнакомый голос и вспышка света снова взорвалась у меня в мозгу.

- Слушай, я тебя в отель привез, ты на тех сиденьях лежа даже не поместился, а на полу оставлять… ну не по пацански как-то. Вместе переночуем, а утром обратно в Москву. Мы ж теперь кореша с тобой, добро?

- Доб…что?

Нить разговора ускользала от меня. Все плыло перед глазами, пока я шел вперед. С какого-то беса, я до сих пор не спал, хотя лучше бы мне уже отрубиться. В голове туман, и ни одной связной мысли. А люди передо мной расплывались до состояния шара или вытягивались вверх как в кривых зеркалах. Помню как осколки из калейдоскопа в эту картину вставали то телефон на стойке регистрации. Красный. То диваны в холле. Коричневые. То платье Любы. Синее.

- Максим Александрович, вам плохо?

Моя ассистентка кинулась ко мне с бутылкой шампанского наперевес.

Она что-то говорила, и говорила, и говорила. Ровным голосом, на одной ноте, без какой-либо интонации. Со стороны это походило на китайскую пытку, когда тебе на голову тонкой струйкой льется вода, не меняя ни скорости, ни объема ни тональности, с которой капли разбиваются о черепушку. И то что вначале вызывает легкое беспокойство, уже через сутки сводит с ума.

- Люб, давай завтра? - Понятие не имею, о чем так восторженно рассказывала моя ассистентка. Со стороны казалось, что она вообще говорила не на русском, а на каком-то выдуманном языке. Ни слова не разобрать. Я крутил головой, чтобы понять, в какую сторону идти. Все здесь выглядело новым и каким-то неправильным.

- Вы успели как раз к самому интересному! Сейчас Нечаев попросил достать микрофон и будет петь. Пойдемте смотреть?

Она схватила меня за рукав пальто и потащила в сторону ресторана, но я остался стоять на месте.

- Вы чего? - Обернулась Люба. - Весело же!

- Я не хочу, чтобы меня видели в таком состоянии, так что я пойду к себе.

- Вы тоже пьяны?! - В таком состоянии как сейчас меня не видел никто в фирме. И я не планировал растекаться перед своими партнерами и сотрудниками такой вот кашей.

- Просто болит голова.

Меня повело в сторону и чудом Люба удержала меня в вертикальном положении. Я оперся ей на плечо, с равнодушием отмечая, что ноги меня больше не слушают.

- Нужна помощь?

- Угу. Помоги подняться, только так, чтобы никто не видел? Три четыре…

И снова свет, лифт, шум, который больно резал барабанные перепонки. По коридору я уже шел сам, медленно переставлял ноги, будто на них весят пудовые гири. Спать по прежнему не хотелось, зато хотелось сдохнуть.

- Вы были великолепны в суде!

- Угу, - промычал я.

- Когда вы перешли в линию атаки, ох, у меня аж мурашки по коже побежали. Это просто невероятно. Вы невероятны! - Тараторила Люба. - Хотя что это я, вам небось каждый день по сто раз рассказывают, какой вы сильный, умный и вообще самый лучший!

На самом деле нет. За комплименты в нашей паре отвечал я. Соня говорила со мной на языке нечеловеческой преданности. Я же на языке подарков, заботы и красивых слов. И меня это почти устраивало, и даже если оставался маленький, просто крохотный процент, когда я ощущал себя нелюбимым, это касалось только нас двоих. Никто посторонний не смел лезть в правила, устои и проблемы нашей семьи.

- Люба, мне не нужны подтверждения, чтобы чувствовать себя самым лучшим. Я и так знаю, кто я. - Я слишком резко одернул свою ассистентку.

- Простите… Но вы правда были сегодня… а ладно! Я себе вон, новое платье купила!

Она закружилась, отчего ее бесформенное, невнятное лицо стало еще сильнее походить на кляксу. От этого мельтешения меня укачивало и я опустил взгляд вниз. Синяя ткань водопадом текла по красивым стройным ногам.

- Нравится.

- Угу. У Сони есть похожее.

- Точно, - улыбнулась Люба. - Я поэтому его в Москве и не носила, чтобы не было неловких моментов с Софией Николаевной. Ну, вот мы и пришли.

Я тупо уставился на дверь с загадочным номером в три четверки. Когда мы только въехали, я шутил, что мне выделили апартаменты, чтобы точно не заблудиться и не забыть, где живу, а сейчас смотрел и не мог понять, точно ли это моя дверь.

- Ключ, - промычал я и застонал от очередного приступа ни то тошноты, ни то головной боли. Все происходящее казалось каким-то зазеркальным, как в сказке про Алису. Дверь стала вдруг маленькой, а я и Люба большими, просто гигантскими.

- Ты сюда не поместишься, - выразил я свои опасения, и, оттолкнувшись от косяка, ввалился внутрь.

В комнате было тихо и холодно. Я кое как стянул с себя пальто, попытался расстегнуть запонки на рубашке, но поняв, что не справлюсь с этим, просто рухнул на кровать. Даже не смог залезть под одеяло, тупо прикрылся гладким атласным пледом, от которого волосы электризовались и хотелось чихать.

Мне снился очень красивый сон. В нем была моя Соня. Она наконец улыбалась, потому что в этом сне, у нее сбылась самая заветная мечта: беременность.

Даже не малыш, Соня не так хотела стать мамой, как выносить нашего ребенка. Доказать себе и миру, что даже это