В погоне за убежищем - Кэтрин Коулс

Кулаки Кайлера сжались, костяшки хрустнули.

— И слава богу, что не интересна. Потому что если ты хоть пальцем ее тронешь, я сверну тебе шею, как сухую ветку.

Орен поднял руки, но в его глазах сверкнула злость.

— Ох, какой нежный. Прибереги это для боя в выходные.

Гнев рванул во мне горячей волной.

— Он не будет драться в эти выходные. Посмотри на его лицо. У него, скорее всего, сотрясение.

Орен метнул на меня раздраженный взгляд:

— Ну ты и зануда, мышь. Он к субботе будет в порядке.

Я встала рядом с Кайлером, позволив злости вытеснить страх:

— Если узнаю, что ты уговорил Кайлера драться, я попрошу брата внести тебя в каждый возможный список наблюдения у шерифов. Я буду каждый день спускать колеса у твоего байка. И как-нибудь подсыплю розовую краску в твой шампунь.

— Да у нее прямо мстительная жилка, — усмехнулся Джерико, выходя из-за деревьев. — Мне нравится.

Я не питала особой симпатии к друзьям Кайлера, но у Джерико хоть какая-то душа была.

Челюсть Орена ходила туда-сюда, потом он посмотрел на Кайлера:

— Лучше держи свою суку на коротком поводке и перестань рассказывать ей наши дела.

Кайлер рванул вперед, но Джерико успел схватить его за куртку и оттащить.

— Ладно, хватит, — встал он между ними. — Орен, ты знаешь, что Фэллон для тебя табу. И для всех остальных тоже. Кай тебя в клочья разнесет. Кай, помни: своих не бьем.

— Он это заслужил, — прорычал Кайлер.

— Может, и так. Но Орен всегда будет засранцем. Так что нам просто придется с этим жить.

— Вы оба придурки, — буркнул Орен.

Вдалеке прозвенел школьный звонок — как будто часы пробили полночь. Вот-вот я превращусь в тыкву.

Кайлер повернулся ко мне, вглядываясь, словно пытался запомнить каждую черту моего лица.

— Тебе пора. Не хочу, чтобы ты опоздала.

Я шагнула ближе, не обращая внимания, что его друзья тут же. Сцепила мизинец с его:

— Ты будешь в порядке?

Один уголок его губ приподнялся:

— Я всегда в порядке, разве нет?

— Будь осторожен, — прошептала я.

Он долго смотрел на меня, потом наклонился и поцеловал в лоб. Будто тоже хотел запомнить этот момент. Внутри все сжалось, потому что это ощущалось… как прощание.

— Кайлер… — я потянулась к рюкзаку, достала приготовленный для него обед и сунула ему в руки.

— Иди, — тихо сказал он. — Не хочу, чтобы ты из-за меня опоздала.

И я ушла. Но жалела об этом весь остаток дня.

Где-то внизу, на кухне и в коридоре, раздался телефонный звонок, а я лежала в темноте, уставившись в потолок, словно там могли быть ответы на все мои проблемы. На втором гудке звонок оборвался.

Моя комната была всего в двух дверях от маминой, но я все равно слышала ее приглушенный голос — не слова, а знакомую, сонную интонацию. Потом — скрип половиц, когда она направилась по коридору и спустилась по лестнице.

Это могло значить только одно: к нам кто-то прибыл. И если посреди ночи — значит, все плохо. Срочное устройство.

Я сбросила одеяло и села, сунув ноги в пушистые тапочки-единороги в тон пижаме, и, тихо ступая, пошла по коридору. К тому моменту, как я добралась до кухни, мама уже поставила чайник.

— Привет, милая. Я тебя разбудила? — спросила она, поправляя пояс фланелевого халата. Того самого, что подарил ей папа десять лет назад. Она говорила, что, надев его, будто получает объятие от него. Халат весь был в заплатах и заново прошитых швах, и я была уверена — она будет носить его до конца своих дней.

Я покачала головой:

— Не могла уснуть.

Мама убрала прядь волос с моего лица.

— Все в порядке?

Нет, в порядке не было. Но я дала обещание, а Кайлер доверился мне. Я никогда бы этого не предала.

— Да так… В школе много всего.

— Я заварю тебе чай для сна. Выпей, — сказала мама.

— Хорошо.

Я наблюдала, как она снимает чайник с плиты, не дав ему засвистеть, и наливает кипяток в заварочный чайник, потом достает три кружки.

— Кто к нам приедет? — тихо спросила я.

Лицо мамы приобрело то тревожное выражение, что всегда появлялось, когда мы принимали тяжелый случай. Как тогда, когда Арден не могла спать без включенного света. Или когда Трейс ходил на кладбище в день рождения мамы.

— Мальчик. Останется у нас на какое-то время.

Я всмотрелась в ее лицо, пытаясь уловить больше.

— Что случилось?

Мама положила на чайник вязаный чехол и оставила ладонь поверх.

— Его ранили, и ему нужно безопасное место.

Живот свело. Почему в мире столько людей, готовых причинять боль?

— Того, кто это сделал, поймали?

Мама кивнула:

— Трейс сказал, что он в камере.

— Хорошо, — сказала я так резко, что мама приподняла брови.

Она дотронулась до моего лица и постучала пальцем по подвеске-стреле, которую мне когда-то подарил папа:

— Моя маленькая воительница за справедливость.

Раздался тихий стук в дверь.

— Наверное, это Трейс, — сказала мама.

Она уже шла к двери, а я пошла следом, надеясь помочь. Но когда дверь открылась, мир ушел из-под ног. И дело было не в усталом лице Трейса или печальном взгляде его напарника Габриэля. А в парне, который стоял, уставившись в пол. В том самом, который когда-то отдал мне все.

Наверное, я издала какой-то звук, потому что Кайлер резко поднял голову. И в тот же миг в его взгляде проступила боль. Его темно-каштановые волосы под тусклым светом казались почти черными, а под янтарными глазами лежали глубокие тени.

— Осторожно, — тихо сказал Трейс. — Швы будут болеть еще какое-то время.

Швы?

Мой взгляд метнулся по его фигуре, выхватывая новые детали: рука в перевязи, под рубашкой — торчит край перевязанной повязки, пластырь на брови, половина лица опухла.

— Привет, Кай, — мягко сказала мама. — Я Нора Колсон. Добро пожаловать. У меня для тебя готова комната, на кухне — чай. Фэллон тебя проводит. Наверное, вы знакомы по школе.

Сердце громыхало в ушах. Пальцы затекли от напряжения. Мой Кайлер оказался тем самым мальчишкой, которому теперь нужна защита.

— Нет, — хрипло ответил он. — Не думаю, что мы встречались.

Это был самый страшный удар — хуже, чем проснуться после аварии в больнице со сломанными ребрами и сотрясением.

— Фэл? — позвала мама.

— Извини, — выдавила я. — Проведу.

Я почти сбежала в кухню, как маленькая мышь, как любил называть меня Орэн. Но Кайлер шел медленно, каждый шаг давался с трудом, и в глазах защипало.

Пока мама тихо разговаривала с Трейсом и Габриэлем, я занялась чаем. Не могла на него