Вариация - Ребекка Яррос
Эверетт что-то сказал Алли, и она отвела взгляд. Они заняли места в центре сцены, и аплодисменты стихли.
— Ух ты… Она великолепна, — прошептала Кэролайн. — Точно не хочешь пересесть поближе?
— Это лучшее место в зале.
Заиграла музыка. С первых же нот Василий напрягся так, будто ему в задницу воткнули стальной прут. Ева откинулась на спинку сиденья.
— Она же не могла… — прошептала она.
— Выяснение отношений, — тихо напомнил ей Гэвин.
Все мое внимание переключилось на Алли. И они с легкостью начали па-де-де из первого акта будущего балета «Равноденствие».
Они прекрасно подходили друг другу и явно давно сработались, они разыгрывали историю любви между днем и ночью, сопротивляющимся солнцем и тьмой, которая отчаянно жаждет ощутить тепло, и сцена у них под ногами почти горела огнем.
Алли отработала все прыжки, исполнила серию итальянских фуэте[13] и двигалась вместе с Эвереттом точно в такт и абсолютно безупречно. Он следовал за ней в туре пике, и она просто лучилась радостью. Когда музыка достигла апогея и Эверетт наконец захватил Алли в плен, у меня внутри все сжалось. Я слишком хорошо знал, каково это — пытаться поймать солнечный свет.
У меня перехватило дыхание: Алли привстала на носок правой ноги, подняла левую больше чем на сто восемьдесят градусов, направив ее в потолок и грациозно изогнув руки, идеально исполняя панше. Весь ее вес до последнего грамма был искусно сбалансирован и держался на лодыжке, которая подвела ее семь месяцев назад.
А сейчас даже не дрогнула.
Гордость переполняла меня, заглушая сердечную боль. Эверетт развернул Алли на месте, будто ночь хотела рассмотреть свою награду со всех сторон, а затем подхватил на руки и унес со сцены. Музыка кончилась.
Зрители повскакали с мест. От аплодисментов дрожали подлокотники, лампы на судейских столах, весь мир.
Мы тоже встали.
— О боже… — сказала Кэролайн, аплодируя. — Она… она…
— Идеальна, — закончил я за нее, неловко зажав букет в одной руке, чтобы хлопать.
Гул усилился. Алли и Эверетт вышли на поклоны. Я каждой клеточкой своего тела ощущал ее улыбку, когда она обводила взглядом публику. Заметив Джунипер, она прищурилась.
Наши взгляды встретились. Она кивнула, не переставая улыбаться. Эверетт увел ее за кулисы, и мы все не спеша заняли свои места.
— Вот это и есть настоящий балет, — сказала Энн, стоя у края занавеса. — Пожалуйста, не расходитесь: через пять минут начнется выступление новичков. Естественно, мы соответствующим образом скорректируем ожидания.
Все, кроме Василия, засмеялись. Он развернулся на стуле и бросил на Еву взгляд, полный безграничного презрения. Ева вжалась в спинку сиденья и смотрела перед собой пустыми глазами.
— Вот это было представление, — отметила Кэролайн, закинув сумочку на плечо. — Я так рада, что нам довелось ее увидеть. — Она встала и посмотрела на Гэвина. — Идем?
Вот черт! Энн договорилась, чтобы Джунипер выступала в начале, но мы не продумали, как убедить Кэролайн дождаться ее номера.
— Э-э-э… — промычал Гэвин, удивленно подняв брови, и посмотрел на меня. — Конечно. Но сперва мне нужно заглянуть в уборную.
— Серьезно? Не потерпишь? Тебе что, пять лет? — спросила она.
У входа в зал показалась Алли, и я тут же забыл о брате с сестрой.
Я перепрыгнул через спинку сиденья, как подросток, и выбежал в коридор, увернувшись от парочки опоздавших.
— Алли! — крикнул я.
Из-за дверей ее звал фотограф. Она что-то сказала Эверетту, повернулась и пошла прямо ко мне, а затем бросилась мне в объятия, обвив руками за шею. Я улыбнулся ей в ответ и крепко обнял, одной рукой поглаживая обнаженную кожу между лопатками, а другой аккуратно держа букет, чтобы не раздавить вместе с потраченным на него состоянием.
— Ты была безупречна, — прошептал я ей на ухо.
Она уткнулась лицом мне в шею. Как и десять лет назад, мне было наплевать на следы сценического грима на рубашке.
— Потрясающая. Изысканная. Безукоризненная.
Она прижалась к моей груди.
— Спасибо, что пришел. Видеть тебя в последнем ряду — самое главное для меня.
— Я ужасно тобой горжусь. — Я отстранился и обхватил ладонями ее лицо, утонув в ее глазах. — Я так рад, что весь остальной мир тоже увидел твое сияние.
Она встала и поцеловала меня в губы. Я едва удержался, чтобы не поцеловать ее в ответ со всей страстью, но тогда я размазал бы ей помаду, а Алли еще предстояло фотографироваться. И вообще, сейчас дело было не в том, чего хотелось мне.
— На этот раз они не из продуктового, — сказал я, когда она отстранилась, и протянул ей цветы.
— Какие красивые! — Алли взяла букет, поднесла к носу и понюхала. Ее улыбка засияла ярче света софитов. — Они нравятся мне не меньше тех, что ты подарил в прошлый раз. Спасибо.
— Да как же ты могла?! — рявкнула Ева.
Она с безумным взглядом выбежала в коридор. Следом за ней вышли Гэвин с Кэролайн и несколько солистов «Метрополитена», улыбающиеся до ушей.
Я выпустил Алли, и она повернулась к сестре:
— Как я могла что, Ева? Исполнить созданную для меня роль?
— Ты сделала это только ради того, чтобы затмить меня! — Лицо Евы стало таким же пунцовым, как блузка. — Ты и с Линой поступила так же! Ты станцевала вариацию Жизели до того, как ее исполнила она.
У Алли округлились глаза.
— Лина сама велела мне станцевать вариацию Жизели. Мы с ней никогда не соперничали и уж точно ни разу не крали друг у друга роли.
— Так это и есть твоя месть? Выставить меня идиоткой перед Василием? Боже, Алли, нельзя хоть раз в жизни просто уйти с дороги, чтобы и мне досталось место под солнцем? — вопила Ева, потрясая кулаками.
Эверетт прислонился к стене слева от меня и набирал что-то на своем телефоне — нет, стоп, на телефоне Алли, — с таким видом, будто ничего не происходило.
— Так вот чем ты занималась, когда тайком снимала меня, а затем выставляла на всеобщее обозрение самые уязвимые моменты? Значит, ты убрала меня с дороги, потому что нигде, кроме Нью-Йорка, тебе не найти ни одного лучика солнца? — Алли шагнула к Еве, но та отступила. — Ты выложила видео со мной и позволила всем считать меня лгуньей. Мама гордилась бы тобой.
Ева захлопнула рот. В зале заиграла музыка. На сцену вышел первый новичок.
— Хуже всего то, что я бы и так тебе помогла. — Голос Алли
