Бурбон и секреты - Виктория Уайлдер

— Гриз не поехал с тобой.

Она качает головой и делает глоток чая.

— У него была своя жизнь и семья, которую он должен был поддерживать. Они больше нуждались в нём.

— Он просил передать, что думает о тебе каждый день, — говорю я.

Её глаза снова наполняются слезами. Она промакивает уголки салфеткой.

— Би выбрала Монтану. Глушь, зато можно ездить верхом, а не за рулём. — Она тихо смеется. — Би кажется суровой, но она знала, что мне будет хорошо здесь. Когда я приехала, я была в плохой форме. Понадобилось время, чтобы залечить раны. — Голос снова дрожит: — Чувство вины за то, что ушла. И за то, что у меня не было возможности сказать, как сильно я вас люблю.

Я вытираю слезы и глубоко вдыхаю.

— Я открыла приют для лошадей, и он стал моим местом исцеления. Для меня и для многих женщин, которым нужно вновь обрести почву под ногами. Через месяц после приезда я пошла в банк открыть счёт, но там уже был открыт счет на мое новое имя. На нем было чуть больше четверти миллиона долларов.

Мэгги догадывается, как и я.

— Гриз.

Мама улыбается и кивает.

— Я тоже так подумала. Он самый лучший мужчина, которого я когда-либо знала. Мы провели вместе шесть месяцев, и это были самое счастливее время в моей жизни. Если ты познала это чувство, считай, что тебе повезло. — На мгновение замолчав, она откидывается на спинку кресла и смотрит в окно. — А Би стала моей хорошей подругой. Здесь все просто и спокойно, но у меня хорошая жизнь. Настолько хорошая, насколько это возможно без моих прекрасных дочерей. Я никогда не прощу себе, что втянула вас в свою беду.

Я смахиваю слезы, которые так и просятся наружу.

— Я никогда не думала, что у меня будет возможность сказать, что я люблю тебя и что я скучала по тебе. — Я бросаю взгляд на часы и понимаю, что время, отведенное нам Би Харпер, давно вышло.

— Я видела тебя однажды, — говорит мама, возвращая мое внимание. — На сцене в клубе в Луизиане.

— Мама... — Я никогда не думала, что она увидит, как я танцую. И мне не стыдно, наоборот, гордость переполняет.

— Ты кое-чего не знала, Фэй. У меня не было возможности рассказать тебе. — Она держит меня за руку, и мне хочется наслаждаться каждым мгновением, пока я слышу ее умиротворяющий голос. — Я так горжусь тем, какой женщиной ты стала. Эмоции, которые ты испытываешь, когда танцуешь, — это то, что я чувствую, тренируя лошадей. Это часть тебя. Не определяет, а формирует и делает сильнее. Найти то, что придает силы, — именно такой жизни я хотела для тебя. А частные расследования... — Она улыбается. — Ты защитница по натуре, это всегда было в тебе.

Я не думала, что мне нужно ее одобрение, но оно бьет в грудь, как товарный поезд.

От стука в окно мы все подскакиваем. Снаружи стоит Би и смотрит на часы. Она кричит достаточно громко, чтобы было слышно сквозь стекло и тишину снаружи.

— Нам пора.

Глава 41

Линкольн

Я глубоко вдыхаю, распахиваю двери амбара и прохожу туда, где я соорудил себе импровизированное рабочее место. Последнее время я рассеян и слушаю лишь вполуха тех, кто попадается на пути. Каким-то образом я вызвался вести мероприятие родительского комитета, в котором мне вообще не следовало участвовать. Я так испортил сусло, что вся винокурня три дня воняла палеными волосами. И все это из-за того, что я поклялся никогда больше не делать, — влюбился в женщину. Черт, я так скучаю по ней. Как можно так тосковать по человеку, которого знаешь совсем недолго?

А когда Ларк сказала:

— Я думала, Фэй придет к нам на ужин на этой неделе, — я чуть не сорвался, пытаясь объяснить, что ей пришлось ненадолго уехать, и я не знаю, когда она вернется. И вернется ли вообще. Я отправлял текстовые сообщения и оставлял голосовые, в которых говорил, что скучаю по ней, но она не прочитала и не ответила. Я не знаю, где она, в безопасности ли она, и это мучает меня каждую ночь, когда я чувствую пустоту в своих объятиях.

— Папа, — смеется Лили. — Думаю, ей нравятся банты в волосах. Она улыбается.

Корова определенно не улыбается, но у нее спокойный нрав и она позволяет Лили вплетать ей ленты в волосы, пока Ларк расчесывает ее.

Я подхожу к стойлу с именем Дотти и улыбаюсь.

Я смотрю на них — Лили и Ларк, а затем на двух новеньких девочек Фоксов, Кит и Дотти. Корова и собака. Я не могу сдержать улыбку, которую вызывает эта картина. Я поправляю очки и говорю:

— Я не знаю, о чем вы думали, когда решили привести домой этих пушистых созданий. Но теперь понимаю — у вас огромные сердца. Вы заставляете всех в нашей семье улыбаться и чувствовать себя любимыми.

Ларк оглядывает амбар, пустые стойла, а затем ее взгляд возвращается ко мне. Ее глаза блестят, когда она говорит:

— Мы хотели, чтобы ты был счастлив. Ты сказал, что чувствуешь себя счастливым, когда мы счастливы, папа.

Я улыбаюсь.

— И вы счастливы?

Лили широко улыбается.

— Папа. Если ты хочешь признаться, что любишь Фэй, то мы это уже знаем.

Я даже не подумал, что они так легко примут то, что я люблю кого-то другого. Если для меня это случилось слишком быстро, то и для них должно быть так же.

Я перевожу взгляд на Ларк, и она улыбается.

— Надо быть слепым, чтобы не видеть этого, папа. Ты ведь любишь ее, правда?

Я поднимаю взгляд к стропилам под крышей и глубоко вздыхаю.

— Да, Ларк, люблю. Я очень сильно ее люблю.

Лили показывает на меня пальцем и говорит:

— Я так и знала! Как только я увидела наши родинки и бриллианты в уголках глаз, я поняла это. Пап, а ты знал, что ее второе имя Роуз?

Вообще-то, нет.

— Эй? — говорит Лили, вскидывая руки вверх. — Ее второе имя — цветок. Родственная душа!

Я смеюсь.

— Ты такая мудрая, Лил. — Я не пытаюсь сдержать выступившие слезы. — Я переживал, как вы воспримете это. Она ведь не мама...

Но Ларк перебивает меня:

— Нам повезло, что мама была с нами так долго, сколько могла. — Она утирает слезы, позволяя сестре положить подбородок ей на плечо.

Лили протягивает ей один из своих камней.

— Вот, Ларк. Это оникс для храбрости.

Мы с Оливией потеряли