История частной жизни. Том 5: От I Мировой войны до конца XX века - Филипп Арьес

История частной жизни Том 5

От I Мировой войны до конца XX века

Софи Боди-Жандро, Реми Лево, Кристина Орфали, Антуан Про, Доминик Шнаппер, Перрин Симон-Наум, Жерар Венсан

Том под редакцией Антуана Про и Жерара Венсана

ТРУДНОСТИ ВЫБОРА

Жерар Венсан

Во введении к первому тому этой серии Поль Вейн задается вопросом, действительно ли цивилизация Древнего Рима послужила основанием для современного Запада, и отвечает: «На сей счет я не могу сказать ничего определенного»[1]. О времени до XIV века Жорж Дюби пишет: все, что его касается, «гораздо менее достоверно и фрагментарно», чем сведения после этого рубежа[2]. Поэтому неудивительно, что климат и отчасти демографию можно описывать в подробностях, а частная жизнь ускользает от историка, не желающего описывать исключительно быт, от которого остались многочисленные следы.

Богатейшие источники

Если ученые, занимающиеся давно прошедшими временами, испытывают дефицит любых источников — тех, которые можно использовать напрямую, и тех, что требуют реконструкции, — то для периода, исследуемого нами, источников больше чем достаточно. Даже просто перечисляя их, можно было бы составить целую книгу; автор этого введения (знания которого, увы, имеют границы) вынужден был удовлетвориться тем, что он знает, — малой долей того, что «следовало бы» знать. Первоначальный выбор скорее навязан обрывками сведений, которые принято называть «личной культурой», чем собственно «сделан». Историка невозможно отделить от его личной и интеллектуальной биографии. Из этого не нужно делать абсурдный вывод, что любая историческая книга есть скорее автобиография ее автора, нежели научный обзор неопровержимых данных, но стоит с самого начала оговориться, что взгляд на изучаемую проблему субъективен.

Почему мы выбрали для исследования Францию

Возможно, «римское общество», «западный христианский мир» — это нечто иное, нежели набор артефактов, и за их разнообразием можно различить (их) общность. Предоставим специалистам разбираться в этом. С возникновением наций различия становятся все более явными или по крайней мере поддающимися оценке, так что невозможно написать историю частной жизни, в которой бы соединились таинственность мафиозо и открытость (хотя бы и мнимая) шведа. Вот почему мы приняли решение — и решение это было вынужденным — посвятить предлагаемый вниманию читателей том Франции. Это был наш второй выбор.

Пазл, который невозможно собрать

Ограничение нашего поля исследования Францией (не исключая, впрочем, возможного влияния иностранных моделей) — это попытка объять необъятное: на шестистах страницах сказать, что представляют собой все эти пятьдесят пять миллионов мужчин, женщин и детей, французов и иммигрантов, проживающих на данной территории, их образ жизни и представления. Шестьсот страниц — весьма значительный объем для читателя и крайне ограниченный для исследователя. Мы не можем изучать каждого человека в отдельности, поэтому нужно создать классификацию. По какому принципу классифицировать? По половому? Возрастному? Региональному? Социальному? По СПК — социопрофессиональным категориям, которые теперь превратились в ПСПК — профессиональные и социопрофессиональные категории? До какой цифры стоит округлять?{1} Все эти выборки по-своему важны и подразделяются на две, три, четыре категории. Статья о тридцатилетием жителе Ниверне, женатом, отце двоих детей, двигающемся по социальной лестнице, работающем по временному договору, нерегулярно ходящем на мессу, выплачивающем ипотеку на собственность, располагающем библиотекой из трехсот томов, включая пятитомник «История частной жизни»? Почему нет? А почему именно об этом человеке, а не о достойной пожилой даме, вдове морского офицера, любящей своих шестерых детей и двадцать четыре внука, голосующей за правых, не работающей официально, но занимающейся волонтерской благотворительной деятельностью в своем приходе? Почему нет? А почему о ней? Составителей тома очень прельщала идея пазла, мозаики из биографий и семейных историй, потому что они обладали всей совокупностью изучаемых текстов и полагали, что подобная подача материала сможет удовлетворить потенциального читателя, предпочитающего истории, а не историю, потому что в этих семейных историях он может найти что-то общее со своей собственной. Тем не менее — и это наш третий выбор — мы отказались от этой концепции по той причине, что нашей целью было не создать справочник «Кто есть кто» со сведениями об обычных людях, но показать общую картину.

Читатель, удивленный отсутствием отдельных исследований, написанных с учетом «социального положения», (с)может умерить свое возмущение, потому что в этой работе демонстрируется социальное неравенство во всех сферах: в уровне жизни, в смерти, в образовании детей или в доступе к культуре (по словам Пьера Бурдьё, «Вкус — это не что иное, как способность разбираться в определенном количестве знаковых моментов, что позволит вам считаться знатоком в определенных научных сферах»). Гомогенизация общества вследствие неоспоримого повышения уровня жизни (в особенности после II Мировой войны) — лишь мнимая; факторы расслоения общества продолжают существовать: это разница и в доходах{2}, и в потреблении продуктов культуры, и языковые различия социокультурных сред; движение моделей жизненного стиля «сверху вниз»; эндогамия внутри каждого класса или страты; бессменность модели выбора партнера в молодежной среде; небольшая, и скорее межпоколенческая, социальная мобильность.

Каковы границы частной жизни?

Показав то, от чего мы отказались, и, надеемся, объяснив причину этих отказов, попробуем обосновать то, на чем мы остановились. В XX веке государство (или госуправление) в том или ином виде как будто раздвигает границы частной жизни. Социальное страхование, пособия, облегчение доступа к приобретению собственности, потребительские кредиты, право на аборты и возмещение государством их оплаты — семья переходит в публичную сферу. В то же время повышение уровня жизни дало возможность для расцвета частной — тайной? — жизни каждого члена этой семьи; теперь каждый индивид может скрыться от взглядов близких: не стало общей кровати, а потом и общей комнаты; каждый может в индивидуальном порядке слушать радиоприемник, в отличие от коллективных прослушиваний радиоточки в период между мировыми войнами, и т. д. Именно эволюцию взаимосвязи публичного и частного и описывает Антуан Про в первой части этого тома.

История тайны?

Во второй части тома — самой большой — автор этого введения, желая избежать очередного изложения истории повседневной жизни, попытался рассказать историю тайны. Безусловно, речь идет не о самом сокровенном, что каждый человек уносит с собой в могилу, подчас даже не зная, что он обладает какой-то тайной, но о смещении границы между тем, о чем говорят, и тем, о чем не говорят, интерес к чему проявляется на разных уровнях: индивидуальном, семейном, городском или