История Спарты (период архаики и классики) - Лариса Гаврииловна Печатнова
В Спарте закон Эпитадея, в сущности, представлял собою локальный вариант целой серии аналогичных законов, характерных для полисов Греции архаической эпохи. Только в Спарте он был принят не в период архаики, а уже на рубеже классики и эллинизма, и не в комплексе с целым рядом других правовых мер, как это было в Афинах, а изолированно, односторонне как частная поправка к законам Ликурга[982]. Совершенно очевидно, что экономические процессы в Спарте шли в том же направлении, что и в Афинах, т. е. в сторону увеличения частнособственнического сектора в экономике за счет традиционного общинно-государственного, но в отличие от афинского варианта — более медленными темпами, стихийно, без контроля со стороны государства. Знаменательно в этом отношении замечание Исократа о том, что государственное устройство Спарты представляло собой сколок с древнейших Афин (Panath. 153).
Р. Пёльман в главе, посвященной спартано-критскому аграрному строю, приводит целый ряд примеров, свидетельствующих об единстве процесса ограничения земельной собственности в Греции архаического периода[983]. Самым характерным свидетельством общности этого процесса для всей Греции является утверждение Аристотеля в «Политике», что «во многих государствах в древнее время законом запрещалось продавать первоначальные наделы» (VI, 2, 5, 1319 a 10)[984]. Эти законодательные меры, как утверждает Аристотель, способствовали повсеместному сохранению существующих аграрных отношений (Pol. II, 4, 4, 1266 b; cp.: Plat. Leg. V, 741 b). Даже в Афинах, самом передовом и развитом полисе Греции, долго еще сохранялись воспоминания о том времени, когда все имущество умершего должно было оставаться только в его семье. Хотя Солон в принципе и разрешил завещания, однако в более ограниченном виде, чем это сделал Эпитадей. Он допустил свободное распоряжение своим имуществом только тем, кто не имел прямых наследников (Plut. Sol. 21).
Подводя итоги, мы еще раз хотим подчеркнуть, что в Спарте, как и в других полисах Греции, естественным путем происходила концентрация собственности, т. е. обнищание одной части граждан и рост земли в руках другой. В силу запрещения купли-продажи земли в течение V в. этот процесс представлял собою как бы подводное течение, медленно и незаметно размывающее гражданский коллектив Спарты. Перекачка собственности в этот период носила характер скрытно совершавшихся кредитных операций.
Закон Эпитадея, фактически разрешивший куплю-продажу земли, мог вызвать у современников иллюзию одноактности. Казалось, что с его введением рухнула плотина и мгновенно уничтожила знаменитую ликургову систему, основанную на абсолютном равенстве граждан. Этот процесс нашел внешнее выражение в зафиксированном именно для этого периода новом термине «гипомейоны», означавшем категорию бывших граждан, потерявших свою землю и в силу этого выбывших из гражданского сословия.
2. КРИЗИС ПРАВЯЩЕГО СОСЛОВИЯ
Лисандр и спартанский полис
Военные успехи Спарты в глазах современников, безусловно, связывались с именем Лисандра. Его значение и влияние вышли далеко за рамки Спартанского государства. Его именем вершились дела чуть ли не во всей Греции, для которой он являлся центральной политической фигурой.
После падения Афин Лисандр стал, по образному выражению Эд. Мейера, «некоронованным царем Эллады». Его личное влияние и власть были беспрецедентными. Исключительное положение Лисандра проявилось, например, в появлении и развитии его культа и даже учреждении (на Самосе) специального празднества в честь Лисандра — Лисандрий (Plut. Lys. 18, 6; cp.: Hesych.; Phot. s. v. Lusavndreia)[985]. По свидетельству самосского историка Дурида, «ему первому среди греков города стали воздвигать алтари и приносить жертвы как богу, и он был первым, в честь кого стали петь пеаны» (ap. Plut. Lys. 18, 5). В этом отношении Лисандр далеко зашел за дозволенные спартанским правопорядком границы. Судя по надписи на статуе, посвященной Лисандром в Дельфы (Tod2, N 95; cp.: Plut. Lys. 18, 1–2; Paus. X, 9, 7), он сам отчасти инициировал развитие собственного культа. Подобно эллинистическим монархам он покровительствовал прославлявшим его поэтам и даже оплачивал их труды (Plut. Lys. 18).
Возникновение культа Лисандра — явление, конечно, симптоматичное. Перед нами начало того процесса, который столетием позже привел к прижизненному обожествлению эллинистических царей[986].
Однако политический успех Лисандра оказался кратковременным. Вскоре после окончания Пелопоннесской войны Спарта довольно решительно отстраняет Лисандра от большой политики и даже аннулирует целый ряд акций, которые были плодами усилий Лисандра (например, колонию в Сесте и декархии). В этих действиях спартанских властей уже проявился наметившийся конфликт между Лисандром и официальной спартанской общиной.
С этого момента начинается второй период в жизни Лисандра, который весь прошел под знаком непрекращающейся борьбы опального полководца за возвращение своего былого могущества. Диапазон тех средств, с помощью которых он планировал одержать верх над своими политическими противниками, был необычайно широк. Лисандр затеял и осуществил многоэтапную политическую интригу. С ее помощью он хотел ослабить тиски ликургова государства и легальным путем, «сверху», проникнуть в правящую элиту (уже на постоянной основе).
Анализ источников и научной литературы, где так или иначе затрагиваются темы, связанные со вторым этапом политической карьеры Лисандра (с 403 г. и до его гибели), уже был осуществлен в отечественной историографии Э. Д. Фроловым[987]. Несмотря на те большие трудности, с которыми сталкивается исследователь при интерпретации весьма запутанных и часто хронологически несовместимых показаний источников, Э. Д. Фролову удалось предложить и убедительно обосновать гипотезу, объясняющую сущность постепенно нарастающей конфронтации между Лисандром и спартанским полисом, и наметить путь к примирению разноречивых данных относительно хронологической последовательности основных ее этапов. Но известный лаконизм, с
