Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков
Безусловно, самым неприятным моментом для оседлых народов были систематические нападения со стороны кочевых племён с целью грабежа. Чаще всего это происходило, когда кочевые племена не имели возможности поставить оседлые территории в ситуацию постоянной зависимости, и в то же время были не в состоянии осуществить прямое завоевание. В то время как земледельческое государство не могло прекратить нападения военным путём. Наиболее типичный пример это регулярные нападения в XVI–XVIII веках причерноморских и северо-кавказских кочевников на Московское государство, Польско-Литовское государство и на Кавказ с целью получения добычи.
Но в данном контексте можно вспомнить из более ранней эпохи историю викингов, которые в период с IX по XI век осуществляли регулярные нападения с целью грабежа практически по всей Европе. Интересно, как современный автор Режи Буайе пишет по поводу литературы, оставленной европейскими современниками нападений викингов. «Одна из особенностей этого жанра состоит в том, что такие источники, авторы которых желали лишь показать «варварство» грабителей, напрочь умолчали обо всём остальном — фактах культуры, которые интересовали викингов, образе жизни, а главное — о других исторических событиях, совпадавших по времени с вылазками скандинавов. Например — и я считаю важным это подчеркнуть — из франкских источников следует, что славяне, бретонцы, сарацины, венгры, вызывали куда больший страх, чем викинги. Вопрос в том, чтобы выяснить, почему викинги оставили в коллективном бессознательном столь глубокий след. На это уже дан ответ: их тактика казалась более неожиданной и эффективной, при том, что они имели очень конкретные цели, и церковь, вдохновлявшая авторов, которым мы вынуждены внимать, из-за большей уязвимости становилась главной жертвой викингов»[42].
Хотя для тех, кто подвергался совершаемым на регулярной основе нападениям, естественно, была не так важна мотивация нападавших и их роль в истории. Другое дело, что для конкурентной истории человечества имело значение превосходство в силе. Отсюда происходит тенденция к применению насилия разными обществами в разное историческое время. Викинги смогли поддерживать внешнее насилие в Европе на протяжении двух с половиной столетий, кочевники это делали в Евразии несколько тысячелетий. Но точно так же насилие применяли и различные государства. Поэтому можно согласиться с мнением Тойнби о том, что взаимные вторжения кочевников к оседлым жителям, а впоследствии и оседлых государств в степные пространства были неприятны для обеих сторон.
В случае с викингами их потомки, которые со временем стали частью европейского пространства, во многом способствовали созданию их более романтического облика и многочисленной литературы. В случае с кочевниками ситуация сложнее. У них долгое время не было государств-преемников, по крайней мере, до возникновения современных Монголии и Казахстана, и они не стали частью одного многообразного культурно-исторического пространства, как это произошло с потомками викингов в Европе. Хотя в той же Европе можно привести в качестве примера венгров, для которых важен героический облик их предков-кочевников. Другим примером является стремление некоторых народов Восточной Европы связать своё происхождение с древними сарматами.
Последнее обстоятельство имеет большое значение. Потому что в централизованных восточных империях — Российской и Китайской, в составе которых, в частности, находились казахи и монголы, основная тенденция была связана с большим однообразием и среды и исторической памяти. Это было связано с концентрацией власти и, как следствие, с общей государственной политикой. Поэтому и оценки относительно прошлого здесь были более единообразными и очень критическими по отношению к кочевым обществам в целом и их государственности в частности. Но это было и неудивительно с учётом всех тех столетий, которые в своей истории Китай и Россия противостояли разнообразным кочевым объединениям.
В завершение данной главы стоит отметить, что хотя развитие кочевых обществ шло параллельно развитию земледельческих, оседлых государств, тем не менее это не означает, что они были неким лишним элементом всей конструкции, своего рода препятствием на пути глобальной истории. Кочевники Евразии играли большую роль в истории, обеспечивая не только транспортные коммуникации между Востоком и Западом, но и общее взаимодействие между ними. Можно привести в качестве примера несколько частных случаев влияния кочевников на исторический процесс.
Например, централизованная имперская государственность в Китае появилась во многом вследствие противостояния с кочевниками. Шан Ян, один из идеологов государства с сильной центральной властью в Китае, призывал к жёсткой дисциплине, преобладанию наказаний над поощрениями, сильной армии. Эта программа была реакцией, в том числе и на давление со стороны кочевых племён.
После же образования централизованной государственности в Китае начался процесс формирования сильной государственности у кочевых народов в китайском приграничье. Это было необходимо для противостояния с сильным Китаем либо для того, чтобы вынудить его к выплатам дани, либо для того, чтобы противостоять его давлению. В результате запустился своего рода механизм, который с II века до н.э. способствовал миграции кочевых племён из степей на границе с Китаем в западном направлении.
Данные племена были лучше организованы, чем любые их кочевые конкуренты на степных просторах Евразии. Они вовлекали в своё движение другие племена и Запад столкнулся с новой для себя угрозой. Первыми были гунны, которые придали новый импульс Великому переселению народов. Затем за ними последовали авары, булгары, венгры, хазары и другие. Последними оказались джунгары, или калмыки. Вектор же движения при этом не менялся и всегда восточные кочевники из китайского приграничья имели преимущество над западными кочевниками с более низким уровнем организации. Можно не напоминать, к каким переменам привели эти процессы в Европе и Евразии.
Кроме этого можно, в частности, вернуться к тезису о том, что русские княжества обеспечили развитие Европы, заслонив её собой не только от монгольского нашествия, но также сдерживая других кочевников с Востока, что стало одной из причин некоторого отставания России от Европы. Однако если согласиться, что в процессе нахождения в составе монгольского государства в организации русских княжеств произошли серьёзные изменения в сторону усиления централизованного деспотического государства, тогда направление развития России кардинально изменилось.
С одной стороны, она приобрела значительную государственную мощь, связанную с концентрацией всех ресурсов в руках центра политической власти. Население России при этом перешло в разряд податного сословия. Соответственно, новая Россия приобрела преимущества в противостоянии со своими конкурентами и получила возможность строительства огромной империи. С другой стороны, высокая концентрация власти, которая приобрела таким образом деспотический характер, привела к подавлению общественной активности.
Такой концентрации власти никогда не
