Опасная граница - Томас Дж. Барфилд
Помимо обложения налогом подчиненных джунгарам городов-государств, Цэван-Рабтан увеличил число ремесленников и земледельцев в степи, вывозя их из оазисов, расположенных на юге. Ремесленники, прикрепленные к джунгарским поселениям, производили ткани и железо. За счет пастбищ были расширены сельскохозяйственные угодья в долине реки Или. Русские посланники были поражены увиденными полями пшеницы, проса и риса, а также большим разнообразием фруктов. Развитию аграрного сектора всегда препятствовали скорее политические, нежели природные обстоятельства. Вложения в сельское хозяйство всегда были рискованным делом в связи с возможностью нападения кочевников: однажды уничтоженное, оно не могло быстро восстановиться. Однако, когда имелась сильная централизованная власть, контролировавшая степные районы, сельское хозяйство могло процветать. Джунгары также увеличили возможности производства железа и тканей[350].
Цэван-Рабтан, организуя военные кампании против Цин, хорошо понимал, что джунгары смогут завоевать Монголию и отбить все последующие контратаки маньчжуров лишь при условии, если тамошние монгольские племена займут сторону джунгаров или по крайней мере будут сохранять нейтралитет. Это объяснялось тем, что маньчжуры весьма зависели от монгольских войск в деле охраны границы во Внутренней Азии, так как именно монголы обеспечивали Цин конницей, необходимой для эффективного ведения войны в открытой и пустынной степной зоне. Цинский двор осознавал потенциальную угрозу со стороны монголов и уделял особое внимание контролю над ними в рамках системы знамен. Для достижения успеха Цэван-Рабтану необходимо было проводить эффективные военные кампании и наступательную внешнюю политику, чтобы получить поддержку со стороны племен, находившихся под властью Цин. Самым эффективным способом заручиться их поддержкой было установление контроля над тибетской церковью, которая распространила свое влияние во всем монгольском мире.
Политическое значение буддизма как связующего звена между Тибетом и монголами начало возрастать еще во времена Юань, но только в эпоху поздней Мин эта религия широко распространилась в степи. Наиболее важным политическим событием в процессе «буддизации» стало обращение в 1578 г. в буддизм Алтан-хана. Он был стойким последователем далай-ламы и школы гелугпа (известной также как «желтошапочники»), помогая ее приверженцам занять лидирующее положение по отношению к другим конкурирующим направлениям тибетского буддизма. «Желтошапочники» отвечали ему взаимностью и тесно связали свою судьбу с монголами, признав в 1601 г. правнука Алтан-хана четвертым далай-ламой. Школа гелугпа достигла вершины своего могущества под руководством «великого пятого» далай-ламы (1617–1682 гг.), который был возведен в ранг верховного религиозного и светского правителя Тибета в 1642 г., после того как хошоты под предводительством хана Гушри сместили последнего тибетского царя. Исполнение обязанностей главы светской власти в значительной степени осуществлялось регентом, который обладал широкими полномочиями и имел резиденцию в Лхасе. Богатства монголов текли в Тибет в виде пожертвований на строительство монастырей и поддержку духовенства. Буддизм стал основной религией всего монгольского мира. Тибетские тексты были переведены на монгольский язык, и во многих местах были построены монастыри, ставшие новыми центрами власти, ослабившими племенные различия. Тибетское духовенство играло ключевую роль в монгольской политике, так же как монгольские богатства и военная сила имели решающее значение для Тибета.
Во время правления Галдана джунгары и маньчжуры ожесточенно боролись за поддержку со стороны далай-ламы. Первоначально в этом противостоянии победил Галдан, благодаря тесным связям с религиозным руководством в Лхасе. Однако после его смерти Кан-си попытался привести к власти в Тибете лояльного Китаю правителя. Он способствовал заговору, организованному хошотским Лацзан-ханом (внуком Гушри), который захватил власть и в 1705 г. сверг регента, формально связав Тибет союзным договором с двором Цин. Лацзан-хан оказался в центре религиозно-политического скандала, когда сместил шестого далай-ламу и возвел на его место молодого человека, который, по слухам, являлся его собственным сыном[351]. Поскольку далай-лама был официально признанным перевоплощением своего предшественника, большинство тибетцев посчитали такие действия противозаконными. Цинский двор приказал сослать смещенного далай-ламу в Китай, однако по дороге он умер. Вскоре в Восточном Тибете выступила оппозиция, которая провозгласила настоящим перевоплощением и преемником умершего шестого далай-ламы маленького мальчика. Лацзан-хан был поставлен в затруднительное положение, поскольку наиболее ярыми сторонниками юного далай-ламы были хошоты из области Кукунор. Они открыто объявили себя противниками Лацзан-хана и укрыли новопровозглашенного далай-ламу в 1714 г. на своей территории. В ситуацию вмешались маньчжуры, которые потребовали, чтобы ребенок был направлен в Пекин, однако хошоты отказались сделать это. Опасаясь восстания и возможного захвата хошотами Тибета, Кан-си двинул против них войска. Сражение не состоялось, и в качестве компромиссного решения ребенок был помещен в монастырь Кумбум, находившийся под охраной маньчжуров[352].
Эта запутанная история дала Цэван-Рабтану шанс расстроить пограничную политику Цин. Пользуясь разногласиями, возникшими по вине Лацзан-хана в Тибете и среди монголов, он намеревался захватить Тибет и возвести юного седьмого далай-ламу на престол в Лхасе. Это привело бы к получению джунгарами поддержки от кукунорских хошотов и тибетского духовенства. Обосновавшись в Тибете, джунгары могли бы свободно атаковать Северную Монголию с двух сторон и использовать буддийскую церковь для борьбы с Цинами.
Цэван-Рабтан начал строить свои планы, как только стало известно о раздорах среди хошотов. Активные боевые действия развернулись в 1715 г., когда джунгары атаковали Хами. Они не смогли захватить город — не в последнюю очередь потому, что Кан-си усилил оборону региона в связи с опасностью восстания хошотов. Джунгарское нападение имело две цели: проверить оборону маньчжуров на линии ее самых отдаленных форпостов и отвлечь внимание от Тибета, где джунгары планировали начать свое основное наступление. В 1717 г., после того как главные монастыри Тибета согласились помочь
