Средиземноморская Франция в раннее средневековье. Проблема становления феодализма - Игорь Святославович Филиппов

с лишним раза выше, чем среди колонов. Эта диспропорция связана в первую очередь с тем, что процент германских имен колеблется от поместья к поместью, и с неравномерным распределением колонов и манципиев по этим поместьям[3234]. Особенно влияют на общий итог данные, относящиеся к поместью Галадиус, что в округе Диня: на него приходится 45,3% (368 из 812) названных в полиптике имен, и 50,5% из них германские; здесь упомянуто 32 манципия и только 7 колонов, причем германские имена составляют среди них соответственно 62,5% и 42,9%. Напротив, в расположенном на юго-востоке Прованса поместье Цилианум, где германские имена сравнительно редки (19 из 97, или 19,8%), имелось 9 колонов и 4 манципия; среди колонов чисто германских имен нет, есть одно германо-романское, среди манципиев германское имя только у одного[3235].

Не исключено, что эти локальные антропонимические различия отражают неравномерность расселения варваров: в северных районах Прованса, испытавших некоторое влияние бургундской колонизации, их было, очевидно, больше, чем на юго-востоке области, почти не затронутой германскими вторжениями. Но возможно и другое объяснение: в выборе имени колоны и манципии следовали за своими господами, которые, стремясь уподобиться завоевателям, первыми принимали германские имена. Интересно отметить, что не очень распространенное имя Adaltrudis принадлежавшее прежней хозяйке поместья Галадиус[3236], встречается в полиптике трижды, причем только в описи этого поместья[3237]. В двух случаях это дочери манципиев, в третьем — дочь умершего держателя, чей статус не указан. Допустимо предположить, что многочисленность манципиев в поместье Галадиус и преобладание среди них германских имен обусловлены недавним испомещением на землю рабской фамилии: антропонимические пристрастия господина должны были сказаться на ней сильнее, чем на колонах, живущих в отдалении от господского двора.

Другое наблюдение Ж.-П. Поли касается различий между колонами и манципиями в разверстке повинностей. Тяжесть их примерно одинакова для всех групп держателей, но не одинаков их состав. В полиптике упоминаются три типа повинностей: census, pasco и tributum. Census, как и везде, по-видимому, представляет собой плату за наследственное пользование держанием. Pasco обычно является платежом за выпас скота на господской земле[3238]. Tributum очевидно, происходит от позднеримского государственного налога, который землевладельцы с течением времени присвоили себе[3239]. Согласно полиптику, величина tributum равна нумму, в одном случае — двум нуммам[3240]. Эта подать упоминается в полиптике 21 раз. Ж.-П. Поли утверждает, что, за одним исключением, tributum взыскивается только с колонов[3241]. На самом деле, tributum уплачивают люди разного статуса, в том числе 12 колонов[3242], 3 манципия[3243], 1 cotidianus[3244], 2 бенефициария[3245], один из которых священник, и 3 держателя неизвестного статуса[3246]. Эти сведения, пожалуй, свидетельствуют в пользу гипотезы Ж.-П. Поли, но картина не столь однозначна, как он ее рисует.

Обращение к источнику вынуждает критически отнестись еще к одному наблюдению Ж.-П. Поли. Он утверждает, что приниженное положение манципиев явствует также из того факта, что их дети посещают школу (filius ad scola) в меньшем количестве, чем дети колонов. По его подсчетам, соотношение будет два к пяти[3247]. Не говоря уже о том, что цифровой материал в данном случае слишком скуден, это попросту неверно. Послать своих сыновей в школу[3248] смогли 2 манципия, 1 колон, 1 аккола (этот — сразу двоих) и два человека, чей статус не указан[3249]. Отмечу также некоторую умозрительность предположения Ж.-П. Поли. Источники этого времени свидетельствуют, что в школы, созданные во исполнение известного капитулярия Карла Великого, устремлялись преимущественно люди низкого социального статуса, надеявшиеся с помощью образования улучшить свою долю[3250].

Наибольшего внимания заслуживает тезис Ж.-П. Поли о том, что колоны, в отличие от манципиев, могли беспрепятственно оставлять свои держания. Во-первых, замечает Ж.-П. Поли, в семьях манципиев, по сравнению с семьями колонов, гораздо больше примаков (maritus extraneus, uxor extranea), а следовательно, детям манципиев было труднее переселиться в дом супруга, чем детям колонов. Во-вторых, если они все-таки покидали родительский дом и обзаводились семьей на стороне, монастырь по-прежнему считал их своими людьми и претендовал на их потомство. Что же касается детей колонов, то, уйдя с отцовского надела, они уходили и из-под власти монастыря. Об этом, по мнению Ж.-П. Поли, свидетельствует употребление при перечне детей манципиев, но не колонов, формулы ad requirendum.

Ж.-П. Поли не подкрепляет эти соображения цифровым материалом. Обращение же к источнику убеждает в неравноценности его аргументов. Примаков в семьях манципиев действительно намного больше, чем в семьях колонов (37 против 14 при 12 неясных случаях). Правильность этого наблюдения подтверждается также фактом сравнительной малочисленности женатых детей колонов, по сравнению с женатыми детьми манципиев. Они составляют, соответственно, 3,5% и 14% всех детей в этих социальных группах. Что же касается формулы ad requirendum, то она применяется при описании и манципиев, и колонов (соответственно, 7 и 12 случаев), но особенно часто (39 раз) — при характеристике людей неизвестного статуса. Это выражение используется и при описании некоторых "пустых" держаний[3251]. По-видимому, оно употреблялось в самых разных ситуациях, когда составители полиптика сталкивались с недостатком или противоречивостью сведений (ср.: non possum scribere Сен-Жерменского политика[3252]) и предполагали провести дополнительное расследование, и вовсе не обязательно означает, что данный человек ушел со своего надела.

В раннее средневековье ограничение крестьянского "выхода" было, по-видимому, характерно для самых различных категорий зависимых людей, но не в одинаковой мере. Сервам, которых в правовом отношении долгое время приравнивали к рабам, он был полностью запрещен, что было обусловлено их личной зависимостью от землевладельца. Прикрепление к земле колонов, по сравнению с позднеримской эпохой, ослабело вместе с государственной властью, заинтересованной по фискальным соображениям в таком прикреплении и способной его осуществить. Став частным делом вотчинника, оно не исчезло, но, несомненно, утратило незыблемость[3253]. На практике переходы колонов и других зависимых людей были очень распространены, и каролингское законодательство, пытавшееся их пресечь, оказалось бессильным.

Несколько слов о других категориях населения, упомянутых в политике. Начну с accolae. Подобно колонам, аккола упоминается перед манципием, сидящим на том же наделе, всякий раз в самом начале описи отдельного поместья[3254], что, возможно, указывает на привилегированное положение. В отличие от колонов, акколы носят только германские имена. Таким образом, не исключено, что старое деление колонов на разряды еще не потеряло реальный смысл. Не вызывают особого затруднения термины verbecarius