Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

Таким образом, половина рабовладельческого Юга оказалась в подвешенном состоянии, все ещё условно являясь частью Союза, но ожидая, когда произойдет что-то решающее. Ничто лучше не олицетворяло положение дел, чем съезд в Вирджинии, который собрался 18 февраля и не проявил склонности ни к немедленным действиям, ни к немедленному отступлению. Его выжидательное большинство, которое в момент избрания считалось триумфом юнионизма, с течением времени выглядело все более угрожающим. Но поскольку проблема фортов на данный момент стабилизировалась, а прогресс сецессии на данный момент приостановился, были и те, кто считал, что Конгресс ещё может создать основу для примирения.

Надежда по-прежнему возлагалась на фигуру семидесятичетырехлетнего сенатора от Кентукки. Криттенден вынес свой компромиссный план на заседание Сената 3 января, дополнив его самым новаторским предложением за всю сецессионную зиму. Признав, что вносить план на рассмотрение Сената напрямую не имеет смысла, он предложил вместо этого резолюцию, призывающую представить его на рассмотрение избирателей в виде консультативного плебисцита. Таким образом, республиканцев больше не просили голосовать за компромисс Криттендена, а только позволить народу вынести решение по этому поводу на избирательных участках. Неудивительно, что эта драматическая попытка прибегнуть к прямой демократии получила горячую поддержку великого сторонника народного суверенитета. «Почему бы не дать народу шанс?» — спросил Дуглас. Он предсказывал, что даже избиратели-республиканцы «ратифицируют предложенные поправки к Конституции, чтобы убрать эту агитацию за рабство из Конгресса, восстановить мир в стране и гарантировать вечность Союза».[1050]

Хотя мы должны полагаться на впечатления, а не на научные выборки общественного мнения, кажется вероятным, что компромисс Криттендена получил бы одобрение в ходе народного голосования. Даже Гораций Грили позже говорил об этом.[1051] Но предложение о проведении общенационального референдума было слишком новаторским и, по мнению некоторых сенаторов, неконституционным. Законопроект, призванный быстро привести его в действие, внесенный Уильямом Биглером из Пенсильвании, вообще не имел успеха.[1052]

Однако суть плана Криттендена оставалась главным вопросом, стоящим перед Конгрессом, и к концу января он стал бенефициаром замечательного общественного настроения. Саймон Камерон, например, признался, что «ежедневно получает по почте большое количество писем… все они поддерживают предложение сенатора от Кентукки». Кроме того, был такой поток петиций, какого не было со времен первых дней организованного аболиционизма. Сьюард представил один прокомпромиссный мемориал от 38 000 жителей Нью-Йорка, который, если бы была полностью растянут, «пересек бы палату Сената по её крайней длине восемнадцать раз».[1053] Неудивительно, что Криттенден и другие миротворцы начали думать, что прилив сил, возможно, наконец-то пошёл в их пользу.

Тем не менее в Конгрессе республиканцы почти сплошным фронтом противостояли омнибусу Криттендена, а их относительная численность значительно возросла после отзыва делегаций из отделившихся штатов. Умеренные люди, такие как Сьюард и Кэмерон, могли много говорить о компромиссе, но при голосовании по важнейшим вопросам они неизменно следовали примеру своих радикальных коллег. Несмотря на все давление, оказываемое на них в целях спасения Союза, большинство республиканцев были как никогда полны решимости взять правительство в свои руки 4 марта, не выкупая своего права на это. «Сначала инаугурация — потом корректировка», — настаивал Салмон П. Чейз. Снова и снова республиканская тактика затягивания не позволяла плану Криттендена пройти голосование ни в одной из палат. В результате сторонники компромисса стали возлагать свои надежды на Вашингтонскую мирную конференцию, которая, однако, закончила свою неинтересную работу почти накануне отставки Конгресса.[1054]

Предложение Мирной конференции из семи пунктов не вызвало особого энтузиазма в ходе законодательного шквала конца сессии. Оно не могло быть даже рассмотрено в Палате представителей без приостановки правил двумя третями голосов, а этого его сторонники так и не смогли добиться, когда им разрешили попробовать 1 марта. За два дня до этого Палата представителей наконец-то проголосовала по компромиссу Криттендена и отклонила его 113 против 80. Законопроект о принятии Нью-Мексико, номинально как рабовладельческого штата, также потерпел поражение. Однако Корвину удалось получить необходимые две трети голосов за свою поправку к конституции, запрещающую любые поправки, уполномочивающие Конгресс вмешиваться в рабство в штатах. Около сорока пяти республиканцев поддержали эту уступку, зная, что она приемлема для избранного президента.[1055]

В Сенате Криттенден приветствовал план Мирной конференции как замену своему собственному, но к вечеру воскресенья, 3 марта, он с грустью пришёл к выводу, что ничего нельзя спасти, кроме согласия с конституционной поправкой Корвина. Дебаты продолжались всю ночь, и ближе к рассвету в день инаугурации поправка, наконец, была принята с минимальным перевесом в 24 голоса против 12.[1056] Затем, когда Палата уже закрылась, Сенат приступил к серии бессмысленных голосований по компромиссным предложениям. Рекомендации Мирной конференции были отклонены 28–7, после чего план Криттендена наконец-то был поставлен на голосование и потерпел поражение 20–19.[1057]

Законодательный компромисс провалился, потому что большинство республиканцев в Конгрессе не желали отказываться от основополагающего принципа своей партии, и вдвойне не желали делать это под давлением. Фактически, они никогда не отдавали большинство своих голосов ни за одно прокомпромиссное решение в обеих палатах. Даже поправка Корвина получила всего 40 процентов голосов, хотя принцип, заложенный в ней, был одобрен Чикагской платформой. Однако эта платформа не была написана перед лицом открытого движения за отделение. Хотя кризис, несомненно, напугал многих республиканцев, и они встали в ряды «защитников Союза», элемент угрозы, по-видимому, оказал обратное воздействие на большее число людей, ожесточив их сопротивление компромиссу.

Значительное меньшинство республиканцев все же поддержало некоторые второстепенные уступки, в основном в качестве стратегического вопроса, и многие историки, соответственно, преувеличили возможность раскола партии, игнорируя необычайную солидарность, проявленную по ключевому вопросу — продлению рабства. Решающим фактом является то, что республиканцы в Конгрессе так и не подали ни одного голоса за план Криттендена.

Правда, республиканцы полностью сотрудничали в создании трех новых территорий (Колорадо, Невада и Дакота), не предпринимая никаких усилий для запрета рабства ни в одной из них. Дуглас не мог удержаться от того, чтобы не похвалиться, что таким образом они наконец-то отказались от Провизо Уилмота и приняли вместо него его собственную формулу «невмешательства», которой так много злоупотребляли в отношении территорий. Но, проявив некоторую снисходительность, он также похвалил «патриотизм» республиканцев, отказавшихся от главной партийной доктрины, когда «её следствием стало бы нарушение мира в стране». Южане, продолжал он, должны принять это замечательное отступление, наряду с готовностью республиканцев гарантировать рабство в тех штатах, где оно уже существовало, как «свидетельство благотворного изменения общественного мнения