История Карелии с древнейших времен до наших дней - Н. А. Кораблев

Самые кровавые события в Карелии развернулись в 1938 г., когда было арестовано и осуждено в полтора раза больше граждан, чем в предыдущем году. Карелия получила дополнительное разрешение на репрессии 700 человек, из которых 500 подлежали расстрелу. С 1 января по 10 августа 1938 г. было арестовано и осуждено 5164 человека, из которых 3223 (73,7%) были приговорены к расстрелу. Осенью 1938 г. в соответствии с приказом № 00606 были арестованы и осуждены еще 1805 человек, 1708 из них (94,6%) — расстреляны. По имеющимся данным, в Карелии в 1937-1938 гг. число репрессированных составило не менее 11 341 человека, эта цифра, однако, подлежит уточнению. Трагичной оказалась судьба финской диаспоры в Карелии в годы сталинского террора. На долю финнов, чья численность в середине 1930-х гг. едва превышала 3% населения, пришлось 40% всех репрессированных — 4688 человек. К расстрелу были приговорены 85% осужденных финнов.

Жестокий удар был нанесен по советским, партийным, хозяйственным кадрам, творческой интеллигенции, административно-управленческому персоналу. В апреле 1938 г. обком партии докладывал Сталину, что в Карелии арестовано и осуждено за контрреволюционную деятельность 616 руководителей. 29 октября 1937 г. был осужден бывший председатель ЦИК Карелии А. В. Шотман и на следующий день расстрелян. 14 июня 1938 г. приговорен к расстрелу отказавшийся на суде от своих показаний во время следствия бывший председатель СНК Карелии Э. А. Гюллинг. Его расстреляли через несколько часов после вынесения приговора. 21 апреля 1938 г. осужден и в тот же день расстрелян Г. С. Ровно, отказавшийся на суде от своих предварительных показаний. С мая 1937 г. по июнь 1938 г. из 149 членов и кандидатов в члены КарЦИКа были исключены как «враги народа» 51 человек, из состава членов РИКов — 50 человек, городских и поселковых советов — 53 человека. За второе полугодие 1937 г. исключено и отозвано 619 членов сельсоветов. Согласно отчету НКВД КАССР, за 1937-1938 гг. в Карелии были репрессированы 217 военных, в том числе около 100 были приговорены к расстрелу.

В июле 1937 г. Политбюро приняло решение о проведении репрессий в отношении жен и детей «изменников родины». В соответствии с приказом НКВД СССР 15 августа 1938 г. жены «врагов народа» арестовывались одновременно с мужьями. От ареста освобождались только женщины, которые сами донесли в органы НКВД на мужа, разоблачили его. Грудные дети до полутора лет направлялись с матерью в лагерь. Дети постарше отправлялись в детские дома, при этом, как правило, братья и сестры разлучались.

В обстановке массового психоза казнили подчас без особого разбора, жертвами становились люди самых разных общественных групп. Иногда поводом к доносу и аресту могли послужить даже шкурные интересы: хорошее жилье человека, личная обида, сведение старых счетов и др. В приграничном Петровском районе органами НКВД велась разработка «Повстанцы». Первые аресты по этому делу начались в июне 1937 г. Тогда были арестованы 9 человек. К февралю 1938 г. по этому делу подверглись аресту уже 2403 человека — жители 986 населенных пунктов республики. В Шуньге было репрессировано 95 человек, в Ухте — 258, в Матросах — 183 и т. д. В июне 1938 г. численность «повстанцев» составляла уже 4181, в том числе в Пряжинском районе — 448 человек, Петровском — 417, Пудожском — 356, Заонежском — 346 человек. Бурю репрессий вызвала агентурная разработка «Диверсанты», заведенная в Кондопожском районе. Согласно версии НКВД, в районе орудовали шпионы, сплотившие вокруг себя «вредителей» из числа руководства Кондопожского ЦБК. Весной-летом 1938 г. с крупных предприятий (Кондопожский ЦБК, Петрозаводская лыжная фабрика) арестованных увозили грузовиками. Людей стали хватать прямо на улицах, на глазах у изумленных прохожих.

На фоне зловещей активности НКВД общество выглядело каким-то растерянным, если не считать ту его часть, кто с вожделением клеймил павших, радуясь открывшимся карьерным перспективам. На многочисленных собраниях трудовых коллективов, митингах, партийных, комсомольских собраниях от людей требовали коллективного одобрения проводившейся политики. Стенограммы и протоколы этих собраний — достаточно сложный источник, который еще предстоит глубоко изучать историкам-профессионалам. Поначалу записи произнесенных на этих собраниях речей поражают примитивностью логики, выглядят совершенно неубедительными. Однако вскоре понимаешь, что строгости мысли от ораторов как раз и не требовалось. Отнюдь не силой логики, а благодаря блистательному учету законов массовой психологии они оказывали колоссальное влияние на поведение слушателей. Поощрялись утрирование в аргументации, эффектные примеры, броские обобщения. Идеи упрощались, сводились к нескольким элементарным предложениям, часто и долго повторялись в разных вариантах. Старательно раздувались разного рода слухи. Факты сгущались и обязательно принимали образную форму. Присоединяясь к мнению коллектива, человек как бы снимал с себя личную ответственность за принятое решение. Противостоять коллективному влиянию было архисложно не только низшим, необразованным слоям. Как правило, ему подчинялась и интеллектуальная элита, нонконформисты.

Что думали люди о происходящем, оставаясь наедине с собой? В какой-то мере помочь историку судить об этом могут документы личного происхождения. В переломные эпохи всегда большое число людей начинают вести дневники, чувствуя, что необходимо обязательно фиксировать события, современниками которых им выпало стать. Кроме того, в дневниках, как правило, человек облегчает душу, описывает именно тяжелые, мрачные настроения, поэтому неудивительно, что в 1937 г. дневников велось немало.

Один из них принадлежит 35-летнему заместителю редактора газеты «Красная Карелия» Василию Михайловичу Градусову. Член партии с 1920 г., политрук, студент Ленинградского университета, газетчик, партийный работник — таковы основные вехи его профессиональной карьеры. Оставив в Ленинграде жену и детей, он приехал в Карелию в 1933 г. по решению Ленинградской парторганизации для «укрепления» республиканской газеты. Убежденный коммунист, партийный интеллектуал, человек системы — таким предстает перед нами автор дневника. 18 мая 1937 г. он записывает свои впечатления от областной партконференции, на которой обсуждались решения февральско-мартовского 1937 г. Пленума ЦК ВКП(б): «Основное, характеризующее конференцию — бдительность, она перла даже через край. Это здоровое качество — непримиримость к политическим ошибкам, если даже они осознаны «автором». Начавшиеся в июле аресты коллег вызывают поначалу у автора дневника гнев и возмущение по отношению... к арестованным: «Вот гады какие! Ну что было нужно этим вельможам?» (запись 15 июля 1937 г.) Эти откровения в определенной мере характеризуют атмосферу в некоторых парторганизациях и трудовых коллективах в 1937 г.: взаимное недоверие, склоки, подхалимство, подсиживание. Как часто не хватало там духа товарищества, обычно связывающего, безусловно, очень разных, но занятых общим добрым делом людей. Подчиненные иногда с облегчением слышали