Петербург на границе цивилизаций - Александр Владимирович Тюрин

Географические атласы свидетельствуют о том, что граница исторической России, русской северной цивилизации, проходит по изотерме января минус 8° и о том, что большая часть её территории уже около 500 лет находится за изотермой января –20°. В то время как Западная цивилизация в античное время не могла преодолеть границу изотермы января 0°, лишь в позднее средневековье пересекла январскую изотерму –4°, и только с индустриализацией, железными дорогами и накоплением огромных финансовых средств от эксплуатации колоний стала забираться в пределы изотермы января –8°. Притом стараясь держаться неподалеку от незамерзающих океанических вод, что обеспечивали дешевую круглогодичную транспортировку грузов.

Природно-климатические условия не способствовали скорому появлению на Русской равнине, скажем, в раннем Средневековье, сильного и устойчивого государства. В первую очередь, из-за сложностей транспортной связанности центра и окраин. И в XIX в. зачастую не хватало одной навигации, чтобы доставить груз с Белого моря или нижней Волги в центр страны.

Заметим, что балтийско-черноморский (с продолжением до Малой Азии и Ближнего Востока) и балтийско-каспийский (с продолжением до Южной и Восточной Азии) торговые пути функционировали на реках Русской равнины задолго до приснопамятного IX века. На Волге и Каме находят вещи, произведенные в далеких странах еще в бронзовом веке, и даже раковины-каури, начиная с I тыс. до н.э. – валюту Индийского океана и Южно-Китайского моря. На всем его протяжении находят клады арабского серебра – куфических монет – времен раннего Средневековья. В Прикамье были найдены обширные клады византийского и сассанидского серебра середины I тыс. н.э. А Балтийское море называлось Венедским. Между прочим, Россия по-фински до сих пор это Venäjä, страна венедов. И средневековые немцы называли славян вендами, Wenden.

Однако климатический оптимум IX-XII вв. сместил сроки замерзания рек Русской равнины и открыл балтийско-черноморский и балтийско-каспийский пути для более продолжительной навигации. (В то же время ныне ледяная Гренландия, как, скорее всего, и Шпицберген, представали зеленой страной, а Ньюфаундленд был местом, где выращивался виноград.) Что совпало и с тем, что сарацины прервали торговое общение Европы с Византией через Средиземное море, в котором, кстати, одним из важнейших экспортных европейских товаров являлись рабы. О чем мы можем прочитать у одного из крупнейших исследователей раннего Средневековья Анри Пиренна.[1]

Это естественно увеличило интерес к водным путям, проходящим через территорию Русской равнины, в том числе и у варварских сообществ на побережьях Балтийского и Северного морей.

Варвары двигались по воде. И если в Западной Европе, особенно в той части, что ранее относилась к античной Римской империи, они встречали густое население и множество населенных пунктов, которых не грех и пограбить, то на реках Русской равнины куда более редкое население, осваивающие дикий ландшафт с помощью подсечно-огневого земледелия (у славян) или хозяйства присваивающего типа (у угрофиннов), не ведущие жестокой конкурентной борьбы за ресурсы. Притом славян было сильно больше, чем угрофиннов, именно потому, что имели они производящее хозяйство и умели выращивать озимые, в их хозяйстве преобладает рожь, как культура неприхотливая к почвам и довольствующаяся невысокими температурами воздуха в вегетационный период. Славяне умели делать стеклянные бусы, которые шли на экспорт и в ту самую Скандинавию; они вполне вероятно использовались в качестве денег (так что никакие колонизаторы не смогли бы купить у них «Манхэтенн» за бусы). А угрофинны добывали по лесам пушнину, мед, воск. Потом на лесной опушке общины обменивались продуктами труда – кому торбу с зерном, кому медовуха. Такая идиллия царила на территории Русской равнины не всегда, резались тут порой жестоко, но накануне создания Русского государства серьезных межплеменных столкновений не было.

Возникло бы государство на Русской равнине? Возникло бы и без внешнего толчка, но позже, как, скажем, у литовцев или тех же шведов. Но благодаря внешнему толчку это произошло в середине IX в. (плюс-минус несколько десятилетий), когда новая государственность стала быстро распространяться вдоль водных путей «из варяг в греки» и «из варяг в персы». А в историческом процессе срок имеет значение.

Почти 1200 лет назад на самый восточный берег Балтики, являющийся ближайшей точкой доступа в систему рек Русской равнины – вступила группа лиц, которая оказалась способна дать начало русскому государству.

Именно поэтому здесь, примерно через 850 лет, возник Санкт-Петербург, в роли столицы обширнейшего российского государства. Это место было беременно большим русским городом именно в силу своей пограничной географии. На границе климатических и природных зон. А затем и на границе цивилизаций.

С чувством законной гордости заметим, что зачатие русской государственности произошло на одном из низких островов невской дельты, где собственно и пишутся эти строки.

Но всех, конечно, волнует, как его звали, предводителя этой группы, и кто он был по национальности? И если бы у него спросили, с какой целью вы прибыли сюда, на каком бы языке он сказал: «Извините, а правда, что ваша земля велика и обильна»?

Блеск и нищета норманнизма

У норманнской теории на это есть, конечно, быстрые и не слишком обоснованные ответы. Напомню, суть норманнской теории заключается в том, что к анархичным, нецивилизованным, безынициативным восточным славянам явились цивилизованные, хорошо организованные и предприимчивые германцы-шведы (подразумевается, что представители высшей расы) и принесли порядок, цивилизацию, городскую культуру, плюс немалое количество своей благородной крови. Западноцентричная и германоцентричная норманнская теория к началу XIX в. полностью возобладала в российской исторической мысли и обывательских представлениях об истории России. Эта теория полностью разделялась «китами» российской историографии (в т.ч. Карамзиным и Ключевским), перенявших эстафету у немецких историков, работавших в Петербурге, Байера и Шлецера, и сонмами российской интеллигенции, в особенности питерской.

Историческая наука многих европейских стран – Англии, Швеции, Польши и т.д., которую скорее можно назвать исторической беллетристикой, с началом Нового времени стала культивировать национал-романтические мифы, и во всех случаях они возвышали данную нацию и данную страну. Так шведский историк Иоанн Магнус придумал для шведской историографии еще ни много ни мало шесть королей по имени Карл и пять королей по имени Эрик, чье виртуальное правление, конечно же, было замечательным и благодетельным. На самом-то деле известный завоеватель Карл XII (тот самый, побитый русскими) по реальному порядковому номеру только VI-ой, однако никого в Швеции это не смущает. И лишь в России господствовали и до сих пор сохраняют весомые позиции мифы, которые унижают её. Конечно же, это не было случайностью.

От Байера и Шлецера до Акунина