Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев

в Гирлах свою долю добычи. И увидели руси: вот, ворогов видимо-невидимо, заступили Воложу и дальше не пускают. Рече русьский вождь ко старшинам и наказным головам, ко хорунжим и ко простым сечам [102]:: «Хотят отняти (наше), а нас погубити. Пусть возьмут (добро), ибо приходит и уходит, а славы не отдадим!» Реша старшины и наказные головы, и хорунжие, и простые сечи: «Се наша судьба – умножение славы. Не ходит вспять Русь и не уступает». Сошли на берег и исполчились на виду ворогов, оттолкнув лодьи от берега, дабы не сму-щати ся мыслию о спасении. И вступили в многотрудную битву. К ночи перемогли и стали погребати павших, тризнуя. С рассветом увидели: вороги лишь умножились числом. И вновь секлись руси с утра до ночи; пробились к Дону, но уже немногие: полегли славные дружины; хищные степняки растащили обретение их, обирая мертвых. Миновав Донец, разделилась русьская рать, – донцы пошли к себе, купани к себе, запорожи к себе, и послужило к погубленью. Ударили внезап буртасе, подкараулив, и паки насеяли русьскими костьми знойные степи. Возвернулись домой лишь недосеки, и ветр трепал седые их чубы, плача о неудаче; вои(ны) же сурово молчали; нет глаголов великому горю.

Взликовали супротивцы Руси, видя час посрамления, и почали терзати (ее): вступили казаре в Купань-скую землю и отняли Купань; город сожгли дотла и построили новый – Тмутаракань. Печенези вошли в Запорожь; и грабили и разоряли ее, быстро уходя от погони; извещен о неудаче руси, напал на Кыев Игр, успев до того примучити уличей и замиритись с Ти-верью; с ней же боялась ссоры даже Русь. И прия Кыев, и назвал своим стольным градом [103].

Сице, одно за другим, покорялись словеньские племены словеньским же мечем. Хуже всего было, что ослабел закон предков и обычай, и явилось два закона из одного, не одинаких, и обесценил ся человец, и взне-волил сильный слабого, а слабый слабейшего, и не находилось (никому) простора и волн. Времсны смуты души и горького беспечия от нее, можно ли сказатп о них?… [104]

…За долом необходимо горы. Сегодня робкие исходы, а завтра могучие древы. Тако и Русь обрела новую силу [105]; не было только Кыева, и страдали братья по Доне.

В летех исчезают событья, не сохраняясь. Суть, еже ведали современи, ныне забыта и (никем) не угадана; и се память приоткрывает крупицу истины, – оживают вновь голоса вершителей судеб, смех, слези и думы о сокровенном. Сопряжено с добром худо, а с худом добро – от бозей; николп не пересилит одна сторона, ибо не дано (ей) правды. Немало словени уходило в русьские пределы, идеже хранили обычай и помнили предков. Але менялись времёны: Олг искал посадников из варязей; Игр, чтоб удержати стол, вернул словени княжения и ставил посадниками верных мужей, не глядя, варяжин или словень; посадил словеня в Псках и весняка в Белоозере; в Ладожи и Изборье сидели варязи, Любеч вернулся к полянем, и княжил (в нем) Милко; род его многажды володел Полянской землею.

Прежде, при Олге, словень еще выкликала себе князей по обычаю; Игр дозволял выкликати (только) из тех, кого называл. И властили угодники, знатные роды хирели в забвении, однако, храня достоинство, не искали милости на княжьем подворье, объедками не сытили ся, яко просквози из разбогатевших холопей, иже достигнув власти, забывали переделяти свои наделы, но тщились наследовати, подражая варяжским велможам, и бе в поругание и изврат древлим законам. И по общинем загомонили дерзко безбородые юноши с пороками суматошного века: отчего и нам не выде-литись? И вот уже изгойничали по своей воле и еще похвалялись. Але еще хуже было, егда раздавал Игр уделы; уделял и дарил ведь и общинные, сгоняя семьи, тесня роды и урезая угодья. Иным велможам уступал волость с данями, вирами, откупами и продажами, и шел новодержец, болярин, под долг великому князю; сетуя однако на непомерность долга, – всякий ведь досужец и прохвост обыкает к награде, и уже кажется малой, – вымогал лишнее с общин, умножая несправедливость и обиды; и богатели одни быстро, другие нищали еще быстрее; проклинали (в народе) варязей, але свои варязи были еще горш. Суды судили, быццам горшки варили, не переставая; мнилось, вся Словень хощет судитись и ищет свидетелей.

И спросил ся Игр в те немые леты, есть ли имя земле под его рукою; было ведь еще при Олге; егда собрались писати ряд в Царь-граде и усомнились, греки сказали: вы Русьская земля, понеже добро ведаем Скуфь, ведаем Русь, и другие ведают, Словень же знаем мало. И не всхотели словени ззатись Русьскои землею, называли ся по-прежнему; даже величая первым князем Игра, не признавали ведь за ним волости. И указал Игр своею волостью Поляны, теплый, урож-ливый край, и ушел из Новгорода, оставив посадничать и воеводити Свиналда. Взроптали словеньские князи, Игр же ублажил их подарками; иных из поляней возвысил, иных, обнаживших меч, поразил мечем. Не заспорила с Игр-ом в те поры Русь, ибо раздробилась и убеднела ее сила; обособились донцы, не получив обещанной помоги; обидясь, отказались купани от соузья с запорожеми; рассорились старшины, и степняки не давали покою, и теснила Тиверь, и торжища остались в Кыеве, за заставами. Рече Игр, подольстясь: «Быти ли Русьскои земле без Руси? Ступайте под мою руку и пусть ваши без пошлин и накладов торгуют и селятся в Кыеве, а наши пойдут на торги в Корсунь и Царь-град; клянусь блюсти вашу вольницу и закон и помогати супроть ворога, даней ииколи не брати, дружине же давати подобающее место». Собрались старшины и, наспорившись до крика, реша: «Разумно под першего князя, с ним наши брате». И назвалась Словень Русьскои землею, и вскоре обыкло людье; о деревлянех услышишь доныне деревляны, о ватичах ватичи, когда же обо всех, скажут Русьская земля. И нет (ей) пределов; идеже суща словень, все Русьская земля: нива и обычай, бозн и память, слово и мысль животворна. Запороги кличут ся в станах по-прежнему русь и гордятся исконом; еще словят ся запорожи или сечи, или казачи; слово от степняков: казачити рекше рыскати в чистом поле, бродити отрядом, искатн Еорога; скажут ненароком казачити, коли кто ищет лутшей доли, ниже про лайдака или подорожного грабителя. Тако в летех меняются речи племён, и гибнет старина и память, уступая новой суете и страсти.

И всхотэ Игр на Греки, и подговорил Русь; бе недоволен, еже (греки) забыли прежний ряд 106 и утесняли гостей; ссылаясь на смуту 107, отбирали товары,