Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

Александр Каменский писал, что «присоединение этих народов к империи оценивалось исключительно как благо и даже как некая жертва, принесённая русским народом ради других и дающая право на господствующее положение в империи. Представление о русском народе как о благодетеле, обладающем несомненным превосходством над другими, — вот почва для самого агрессивного русского шовинизма. Можно не сомневаться, что для некоторых народов, например, Закавказья, присоединение к России действительно означало спасение от, возможно, даже физического уничтожения. В ряде случаев речь шла о народах, отстававших от России в своём социальном, экономическом и политическом развитии. Но одновременно вхождение в состав империи означало и опасность насильственной русификации, угрозу национальным культурным ценностям»[12].

Собственно, культурные ценности это часть процесса самоидентификации, их потеря ведёт к размыванию идентичности. Но для империи это не было принципиальным моментом. Для неё была важна готовность подданных выполнять возложенные на них обязанности, которые обеспечивали бы выполнение стоявших перед ней задач. Если для управления империей необходимо достичь однородности общества, то она действует соответствующим образом, для неё это вполне естественно. Но такая политика империи не может вызывать к ней общественных симпатий тех народов, которые являлись её субъектом. Потому что достижение империей однородности означало потерю ими своей идентичности.

Вопрос идентичности в первую очередь имел отношение к тем народам, кто ранее входил в состав Российской империи, а в современный период приобрёл государственную самостоятельность. Среди прочих задач государственного строительства они должны решить вопрос своей самоидентификации, которая часто находилась под давлением в имперский период. Отсюда в целом критическое отношение к политике Российской империи. Во многом оно связано с разным пониманием в общественном мнении России и в новых независимых государствах стоявших перед империей задач. Если в империи и среди её наследников часто речь шла об общей судьбе, общем благе, общих задачах, что оправдывало в том числе и унификацию, и политику однородности, то для ранее зависимых народов данные моменты затрагивали их идентичность.

Но для России имперское прошлое, каким бы оно ни было, это вопрос её собственной идентичности. Это точно так же важно для российского общества, как для монголов важна империя Чингисхана или, к примеру, для венгров действия их предков-кочевников, которые почти столетие держали под страхом набегов Центральную Европу. Этот список можно продолжить. Потому что история идентичности это не только вопрос культурных достижений и благородных учёных. История идентичности это ещё и военные победы, включая в их число и успешные завоевательные военные походы, но также и образ жертвенности (виктимизации) на пути сохранения своего народа и государства. Например, жертвы русского и украинского приграничья от набегов кочевников Причерноморья. Для казахской идентичности также характерна жертвенность. Самый известный пример — годы борьбы против джунгар, и в более поздние исторические периоды можно найти такие примеры.

Самые разные обстоятельства могут быть важны для идентичности, которую каждый народ формирует самостоятельно. Сложность здесь только в том, что идентичности часто пересекаются, особенно если у них было недавнее общее прошлое. Тогда появляются такие тексты. По словам Анатолия Ремнева, «было бы крайностью воспринимать империю как монолитного агента, воплощающего в жизнь злой умысел истории, а казахов представлять пассивной и страдающей стороной, не замечая того, что они сами тянулись к модерности, к её привлекательным техническим и гуманитарным ценностям»[13]. Характерно, что Ремнев таким образом стремится не просто найти общее в тех моментах недавней истории, которые связаны с модернизацией, но сделать акцент на прогрессивности. Это попытка примирить разные исторические идентичности, нащупать моменты для исторического компромисса. Это очень важная и стратегически необходимая задача. Но парадокс, что такой компромисс требует не ухода от обсуждения, а, напротив, тщательного изучения сложного и многообразного процесса нахождения ранее зависимых народов в составе Российской империи.

Очень важный вопрос связан с терминологией. Заметим, что первоначально в русских источниках в отношении Казахского ханства используются термины «Казачья Орда», «казаки». В этом смысле русские авторы исходили из самоназвания народа — казак… Тем более что этот термин в XV и XVI веках ещё не был связан исключительно с русскими и украинскими казаками. Он активно использовался тюркоязычными кочевниками, а также в тех оседлых мусульманских государствах, которые управлялись кочевниками, например, в Средней Азии, у Тимуридов.

Однако со временем термин стал разделяться. На Западе он стал исключительно определением русских и украинских казаков, которые жили в приграничье России со степью. В то время как на Востоке казаками стали называть кочевников, идентифицирующих себя с Казахским ханством и казахским народом.

В связи с тем, что в XVII веке между владениями Московского государства на Волге и Казахским ханством находились сначала ногайцы, затем калмыки, взаимодействие между ними происходило эпизодически. Оно не носило системного характера. За это время смысловая нагрузка термина «казак» изменилась и на Востоке и на Западе. И когда Россия уже в формате империи вышла на границы с Казахским ханством, перед ней встал вопрос, как отделять своих казаков от казаков Казахского ханства.

Первоначально в русских источниках несколько изменили написание слова. Отсюда появилось определение «кайсак». Затем это название трансформировалось в киргиз-кайсаков. И, наконец, в XIX веке просто в киргизов. При этом в Российской империи вполне отдавали себе отчёт в разнице между казахами и современными киргизами. Последних называли «дикокаменные киргизы», или кара-киргизы. Поэтому в тексте книги в цитатах из российских источников можно встретить самые разные этапы использования различными авторами названий, определяющих современных казахов. Характерно, что в английской научной литературе разницу между русскими казаками и казахами отразили разной формой написания. Русских казаков называли Cossacks, а казахов Kazakhs.

Глава 1. Кочевники и земледельцы: степная государственность против аграрных империй

Когда речь идёт о казахской истории, невозможно обойти такой важный момент, как существование у казахов государственности до момента возникновения зависимости от Российской империи. Этот вопрос часто является предметом острых дискуссий в формате исторической идеологии, или, другими словами, исторической политики. В частности, одна из таких дискуссий имела место в 2014–2015 годах, когда в отношениях между Казахстаном и Россией возник вопрос об исторической казахской государственности. В связи с тем, что данный вопрос имел прямое отношение к межгосударственной политике двух стран, он не обсуждался в открытом формате. Но в то же время обе стороны предприняли действия с глубоким историческим подтекстом.

В 2014 году президент России Владимир Путин заявил о том, что у казахов не было государственности. Он отметил, что президент Казахстана Нурсултан Назарбаев «совершил уникальную вещь — создал государство на территории, на которой государства никогда не