Сталинские кочевники: власть и голод в Казахстане - Роберт Киндлер
Перевод на оседлость обострил и без того опасную экономическую ситуацию в Казахстане. Из-за плохо спланированного и проводимого чересчур поспешно оседания тратились или пропадали втуне огромные ресурсы. Но, при всей тяжести этих прямых потерь, чреватой наиболее серьёзными последствиями оказалась другая проблема. Вне зависимости от того, действительно ли люди стали «оседлыми» или нет, жители аула, «охваченного мероприятием», в глазах статистиков считались переведёнными на оседлость. Соответственно они (по крайней мере, на бумаге) располагали пахотной землёй, выращивали полевые культуры, собирали урожай, который облагался налогами и сборами. На основании агрегированных данных о таких мнимых успехах оседания плановики в Москве и Алма-Ате устанавливали нормы заготовок, не имевшие с реальностью ничего общего[712]. Тем самым они подстёгивали роковую динамику: эффект от структурно невыполнимых планов лишь усиливался благодаря этим фантастическим цифрам. Кроме того, кампанией пользовались в своих частных интересах ловкие функционеры и их сети, желавшие получить скот в своё распоряжение и одновременно вытянуть у государства средства на «оседание» в максимальном объёме. Вопрос, что станет с людьми, часто имел для них второстепенное значение. В Каркаралинском районе, к примеру, в 1932 г. планировалось перевести на оседлость около 9 тыс. чел. Но вследствие откочёвок и бегства население здесь сократилось на добрую треть. Районное руководство это не смутило. Уполномоченному по оседанию, указавшему на данное обстоятельство, велели делать своё дело: «Не важно, что населения нет, нам нужно получить как можно больше средств на оседание». Столь же мало беспокоили председателя райисполкома условия в «точках оседания». Когда его внимание обратили на то, что ни одна из 50 предполагаемых точек не проверялась на пригодность для проживания и в большинстве из них нет воды, он ответил: «Нас подробности не интересуют, скажите общее количество намеченных точек и ваши сметные предложения»[713]. Некоторые усматривали в кампании перевода на оседлость долгожданную возможность подложить свинью конкурентам и противникам, специально выбирая неподходящие точки[714]. Во всяком случае, такое впечатление создают бесчисленные справки ОГПУ, согласно которым «низовой аппарат» кишел «вредителями» и «врагами». Чаще всего, однако, подобные промахи (поистине смертельные для тех, кто становился их жертвой) объяснялись проще. Во многих областях не существовало мест, где люди могли бы обосноваться надолго, по крайней мере без предварительной интенсивной геологической разведки и сооружения новых колодцев и оросительных каналов. И, поскольку разницы не было никакой, ответственные лица не ломали голову над выбором, практически наугад тыкая пальцем в неточные карты.
Невзирая на неудовлетворительный старт кампании, принимались все новые и все более смелые постановления. В конце 1931 г. они требовали завершить оседание в кратчайший срок, лучше всего — до окончания первой пятилетки[715]. Но это оказалось абсолютно нереальным, не в последнюю очередь из-за пассивности и малой заинтересованности аппарата. Одни функционеры вообще игнорировали оседание. Другие — в основном европейцы — вначале возражали, что «нерентабельно» тратить столько средств на народ, который в действительности ни на что не годен[716]. Не только они смотрели на оседание как на излишнюю нагрузку[717]. Не позднее 1932 г. сомнения стали расти как в казахском Наркомате земледелия, так и среди работников казахского Крайоседкома. Один из них сказал то, о чём думали многие: «Оседание казахов — это дело только самого казахского населения, а не краевых организаций». Другой уточнил: «Я всегда стоял за то, что адаевцев не следует поселять на земли русских казаков, они все бандиты и лодыри»[718].
К концу 1932 г. руководящим товарищам надоели бесконечные дебаты и бесплодные обсуждения. Они распустили Крайоседком при Совете народных комиссаров КАССР и создали новый отдел в Наркомате земледелия, чья повседневная работа контролировалась и управлялась напрямую казахским партийным руководством[719]. Новообразованный отдел («сектор») обладал авторитетом, которого никогда не имел Крайоседком.
«Конечно, будете строить землянушки, а не дворцы»
Самая смелая задача кампании оседания состояла в том, чтобы в короткий срок построить жилые и хозяйственные здания для сотен тысяч людей. Но программа строительства быстро затормозила. Непонятно было, где надо строить, не хватало стройматериалов и специалистов[720]. Один функционер докладывал, что строительные работы в его районе не двигаются, потому что в проектах предусмотрены каменные фундаменты для жилых домов. Где взять камень, неизвестно, но игнорировать директивы никто не смеет, поэтому не строят вообще ничего[721].
Решением проблемы казалось использование «местных стройматериалов», например сырцового кирпича. Как говорилось в одной сводке в ноябре 1930 г., если исходить из плана построить в 1930–1931 гг. «41.250 домов» (что, кстати, обеспечило бы жильём только четверть хозяйств, подлежащих переводу на оседлость за это время), то выделенных для Казахстана «дефицитных стройматериалов» хватит лишь на 15% от названного числа. Но и это чисто теоретические расчёты, ибо речь идёт о плановых цифрах, которые не соответствуют действительности[722]. Однако с производством местных стройматериалов тоже дело шло туго. Сырцовые кирпичи, которые нужно было лепить, формовать и сушить, не изготавливались в достаточном количестве, хотя сырья во многих местностях Казахстана имелось в изобилии: «Дневная выработка одного формовщика составляет в среднем 50 кирпичей, на этой работе заняты преимущественно подростки; никакого снабжения, в виде хлеба, чая, сахара, они не получают; работа производится бесплатно, в порядке натуральных обязательств. Технического надзора нет»[723].
Голощёкин практической стороной оседания не интересовался. Ему наскучили споры пессимистов из регионов и их вечные жалобы на нехватку камня, дерева и кирпича. У него в приоритете стояло другое: оседание должно изменить социальные отношения в ауле и покончить с «эксплуатацией», а с этой точки зрения, несущественно, в юртах живут люди или в домах. Сначала всё равно надо строить не жилые, а хозяйственные здания, объявил задёрганный секретарь крайкома. Для успеха оседания решающее значение имеют стойла для скотины, сараи для инвентаря, амбары для урожая. Он вообще прежде всего делал ставку на оседание и концентрацию больших групп населения в совхозах и промышленности[724].
Через два года после начала кампании, в январе 1932 г., нарком лёгкой промышленности КАССР Я.П. Беликов[725] лишил товарищей на местах последних иллюзий по поводу снабжения стройматериалами. Оседание, сказал он, будет иметь успех только при опоре на собственные средства и возможности. В прошлом году республика получила всего 9% необходимого количества круглого леса, и тот преимущественно ушёл на крупные стройки в Караганде и «Казмедьстрою» на озере Балхаш. Дальнейших объяснений не потребовалось: присутствующие поняли, что скудные ресурсы приберегаются для больших индустриальных проектов, с которыми программа оседания кочевников соперничать не в состоянии.
Бывший заместитель наркома земледелия Н. Залогин
