Сталинские кочевники: власть и голод в Казахстане - Роберт Киндлер
Новые попытки бегства, как правило, уже не имели ничего общего с массовым уходом хорошо подготовленных и вооружённых групп, доставлявших столько проблем пограничникам. Речь шла об актах отчаяния обнищавших казахов, спасавшихся от голодной смерти. Мать казашки Назиры Нуртазиной на склоне лет вспоминала, как шестилетней девочкой весной 1933 г. проделала с родными тяжкий путь до Синьцзяна через горы. Они отправились туда вместе с ещё двумя семьями. Мужчины «решили идти в обход, потому что прямая дорога была опасна»: «Советские пограничники заставляли беженцев возвращаться или расстреливали». Дорога заняла у них больше пятнадцати дней, по обледенелым горам они передвигались только ночью. Маленькая девочка всё время шла пешком. С большим трудом, когда все припасы уже подошли к концу, беженцы всё-таки добрались до китайской территории[899]. Многие другие, пытаясь перейти границу погибали.
Вопреки всем опасностям, большинству казахов удавалось бежать. Правда, при этом они часто попадали из огня да в полымя, потому что в Синьцзяне бушевала гражданская война и со снабжением дело обстояло из рук вон плохо. Уже несколько лет провинцию терзали восстания и политические убийства, военачальники боролись за политическую власть[900]. Положение ухудшалось на глазах. Повсюду рыскали бандиты-мародёры, в некоторых районах начался голод. В 1932–1933 гг. казахи на китайской территории нередко умирали от голода, сжимая в руках советские деньги. Из-за острой нехватки ресурсов в Синьцзяне с таким трудом сбережённые купюры оказывались бесполезными. В ситуации крайней нестабильности казахские беженцы становились для провинции лишней обузой[901]. Тем не менее вернуться в СССР мало кто решался. Как объяснял один из тех, кто всё же рискнул, невзирая на сомнения, беженцы боялись мести советского государства. Один доклад подтверждает небезосновательность подобных страхов, указывая на «отдельные факты», когда какого-нибудь бедного крестьянина, прибывшего из Китая, тут же арестовывали. Кроме того, местные власти не оказывали репатриантам, в большинстве своём совершенно обнищавшим, ни малейшей помощи[902]. В 1933 г. СССР осуществил масштабную военную интервенцию в охваченный гражданской войной Синьцзян. На несколько лет провинция превратилась в марионеточное государство под советским контролем[903]. С тех пор этот выход был для кочевников закрыт.
О влиянии сложной обстановки на условия жизни казахских беженцев наглядно свидетельствует судьба казаха Кабимолды Жексембаева. После бегства он с большим трудом осваивался в новом окружении. Через некоторое время он всё-таки нашёл работу на маленькой фабрике. Однако весной 1934 г. её хозяин был арестован и бесследно исчез. Между тем родители и другие родственники Жексембаева, вместе с которыми он покинул Советский Союз, умерли от «какой-то болезни». «Ввиду тяжёлого экономического условия, ввиду сильной голодовки, постигшей округ, жизнь для эмигрантов стала почти невозможной, поэтому, не чувствуя за собой особой вины перед советской властью, [я] решил реэмигрировать», — рассказывал Жексембаев по возвращении в Казахстан допрашивавшим его пограничникам. Обратный путь стал для него и его спутников сущим мучением. Чтобы выжить в условиях голода, приходилось промышлять воровством. Они крали лошадей и другой скот, их самих обворовывали. Когда они наконец добрались до советской территории, у них не осталось практически ничего[904].
По обе стороны границы
Пограничные войска ОГПУ не просто старались помешать «бандитам» и беженцам пересечь границу. Красные отряды не раз преследовали казахов уже на китайской территории и нападали на них там. Консул Колосов, информируя своё начальство в Москве о двух инцидентах подобного рода, не преминул приложить письмо от китайской администрации провинции, которая недвусмысленно предупреждала о последствиях таких нарушений границы. Что же случилось? В октябре 1930 г. китайский пограничный патруль наблюдал погоню группы красноармейцев за 200–300 казахами, углубившимися до 15 км на китайскую землю. Заметив преследователей, казахи в панике разбежались «во всех направлениях». Солдаты захватили часть их скота и вещей. После их ухода китайцы обследовали место происшествия и обнаружили «следы жестокой расправы красноармейцев с киргизами [казахами] — более 10 человек было убито ими на китайской территории»[905]. В начале декабря китайские солдаты нашли больше 50 мёртвых казахов, в том числе женщин и детей, убитых частью из огнестрельного оружия, частью сабельными ударами. Ответственность за это они опять возложили на красноармейцев[906]. Колосов заметил, что в обоих случаях офицеры советских пограничных войск ничего не отрицали. Заместитель командира соответствующего отряда сообщил ему, что в рамках декабрьской кампании убито свыше 300 казахов.
Колосов, как положено дипломату, указывал, что китайская сторона неоднократно подавала ноты протеста по поводу нарушения границы советскими войсками, которое расценивала как «фактическое нарушение суверенных прав дружественной страны»[907]. Вдобавок он постарался опровергнуть широко распространённое (в первую очередь в пограничных войсках) мнение, будто администрация Синьцзяна приветствует иммиграцию казахов. Совсем напротив, доказывал он, ему много раз сообщали о том, с каким беспокойством китайская сторона наблюдает за происходящим. Китайские пограничники даже получили распоряжение выдворять всех беженцев со своей территории. В результате только за весну 1930 г. свыше 2 тыс. чел. были вынуждены покинуть страну. Колосов не стал заострять внимание на том, что ввиду постоянно нарастающего потока беженцев это не произвело особого эффекта, но, говоря о пограничных войсках собственного государства, высказался прямо: «Никакие суровые меры борьбы пограничников с переходами границы не давали реальных результатов… а мероприятия борьбы были самые беспощадные»[908].
На границу не обращали внимания не только слишком ретивые солдаты в погоне за беженцами. Руководящие товарищи тоже считали вооружённые операции на китайской территории испытанным боевым методом. Молодой председатель киргизского Совнаркома Юсуп Абдрахманов в начале января 1931 г. вынашивал мысль о засылке за границу солдат, переодетых басмачами: «Это, пожалуй, единственный способ, который обеспечит разгром басшаек за кордоном»[909]. Советский генеральный консул в Кашгаре Постников строил ещё более смелые планы. Так как ряд басмаческих главарей более или менее свободно действовали на китайской земле, следовало, по его мнению, создать предпосылки для того, чтобы советские отряды без помех прямо там их и обезвредили[910].
Советские пограничники всё время требовали от своих китайских коллег ареста и выдачи известных по именам «бандитов». Но чаще всего их обращения пропадали втуне, судя по сердитому докладу в апреле 1930 г. Китайцы, по словам его автора, утверждали, будто им неизвестно местопребывание разыскиваемых, и чинили советской стороне препоны, в подробностях не описанные. Без поддержки местных военачальников и клановых вождей китайские органы власти, очевидно, мало что могли сделать: «Казахский князь Алень Жипысканов [живущий на китайской территории. — Р.К.]
