Три века колониальной Америки: О типологии феодализма в Западном полушарии - Борис Николаевич Комиссаров
Таким образом, преобладающий образец социальной стратификации в Испанской Америке в XVII–XVIII вв. характеризуется влиянием коммерческого капитала и наличием своеобразной иерархической системы, подчиненной колониальному порядку власти. Продолжительное влияние торгового капитала привело к эрозии социальных структур уже в течение XIX в.
Если испанский мир в колониях все более приобретал черты зрелого общества с соответствующей его возможностям экономической базой и довольно устойчивой внутренней социальной структурой, то в «республике индейцев» шли прямо противоположные процессы. Кажется, последняя точка в колонизации Нового Света европейцами была близка, ибо давление на уже покоренные индейские народы усиливалось. Креолы-асендадо, шахтовладельцы, торговцы и прочие не хотели сохранения какой бы то ни было самостоятельности индейцев. Им нужны были их земли и их рабочие руки. Параллельному сосуществованию двух «республик» приходил конец. Экономическое давление ломало внутренние организационные структуры индейского мира или окончательно приспосабливало их к своим потребностям. Королевская защита от всевластных хозяев-креолов становилась эфемерной. «Индейская республика» разрушалась, и это разрушение находило многостороннее социальное отражение.
Одно из его проявлений — продолжавшийся процесс ассимиляции индейского населения. Ассимилировалась, вероятно, наиболее предприимчивая часть индейцев, какими были, например, городские янаконы в Перу. Весь жизненный уклад городских индейцев был таким же, как у их испанских современников соответствующего благосостояния и профессии. К концу колониального периода многие из этих индейцев были неотличимы от испанцев и метисов. Цвет кожи, черты лица в то время уже были очень неопределенными показателями расы с точки зрения закона из-за продолжающегося смешения каст. Испанские чиновники в XVIII в. жаловались, что если индеец обрезает волосы, говорит по-испански и надевает испанскую одежду, в нем невозможно различить индейца.[420]
В течение XVII–XVIII вв. отношение испанского общества к индейцам изменилось в худшую сторону. Это отразилось даже на представителях индейской знати, имевших титулы и права испанских идальго. Причиной для этого была не только расовая спесь креолов. Ослабление королевского контроля вело на местах к тому, что королевская администрация все меньше апеллировала к касикам и куракам. Влияние администрации заменяется постепенно влиянием асендадо, имевшего иные цели в отношении индейцев, нежели корона, и меньше считавшегося с индейскими чиновниками.
Положение индейской знати было двойственным. Многие из нее, владея значительным количеством земли и другими богатствами, имели большие экономические возможности, чем у многих испанцев соответствующего положения. Одновременно росла и дискриминация. В XVIII в. Хорхе Хуан-и-Антонио де Ульоа жаловался, что сыновья индейской знати испытывают пренебрежение не только со стороны детей испанцев, но и метисов, и что испанская аристократия отказывается принимать представителей индейской знати на определенные должности.[421] Число браков между индейцами и испанцами уменьшалось в течение колониального периода. К середине XVII в., по словам современника, уже «немногие благородные испанцы женились на индеанках или негритянках».[422]
Многие из касиков не могли равнодушно относиться к ухудшению положения своего народа, к его страданиям под тяжестью непосильного бремени, тем более, что дискриминация задевала их самих. Не столько нетерпимы были королевские налоги и репартимьенто, сколько злоупотребления властью чиновников, землевладельцев, предпринимателей ради собственной наживы. В Перу коррехидоры приказывали собирать больший трибуто, чем было положено. Они смещали касиков, старавшихся защищать своих подчиненных, и заменяли их другими, более послушными людьми, часто метисами и испанцами. Таким образом, престиж индейской знати довольно быстро падал.
Необратимый процесс разрушения в этот период проходит в общинах многих регионов. На территории современной Колумбии в редукциях в XVIII в. растет численность белого и метисного населения. Традиционная община к этому времени оказалась практически разрушена. Для наиболее развитых регионов более характерно было не разрушение индейской общины, а окончательное приспособление ее для нужд испанских землевладельцев.
В индейской общине проходила жизнь большинства населения Мексики в XVIII в. На территории общин проживала ½ населения колоний. Несмотря на все перетрубации, хозяйственная и социальная организация общин мало чем изменилась за годы испанского господства (хотя зачастую индейцы бывшего — доколумбова — племени уже не жили на прежнем месте. Произошло также смешение индейских племен. Но устные воспоминания о доиспанских временах сохранились и роднили разноплеменников). Экономической основой общины продолжало оставаться совместное владение землей. Часть ее находилась в пользовании отдельных семей, другая — в распоряжении общины в целом. В основном в общине индейцы едва могли удовлетворить свои потребности в питании и одежде. На рынок (для уплаты трибуто) вывозили мало. Сдача земель в аренду также давала кое-какие доходы. Трибуто в Новой Испании в конце XVIII в. с одного трибутария колебалось от 2 песо до 1 реала. Потеря урожая часто приводила к голоду. Например, в 1786 г. был страшный голод, который через займы позволил асендадо увеличить число пеонов на своих асьендах.[423] Несмотря на проведение «композиции» (с 1598 г.), границы земельных владений общин по-прежнему не были четко определены. Точного размера владений индейцы часто не знали. Правда, так было не везде. Например, в Мецтитлане индейские общины лучше контролировали ситуацию, борясь за свои владения, и часто споры выигрывали.[424] Однако в любом случае испанцы в XVIII в. значительно более активно наступали на индейские земли.
В середине 80-х годов XVIII в. правительство метрополии вступило на путь конфискаций средств, накопленных индейцами в течение многих десятилетий (1785 г. — приобретение акций Филиппинской компании). В результате к концу колониального периода общинные кассы почти повсеместно прекратили свое существование.[425]
Самоуправление общины было подчинено испанским властям. Активным и пассивным избирательным правом в муниципальные органы пользовались лишь касики и «принсипалес» (знатные, зажиточные члены общины). Против этого неравенства выступали рядовые общинники («масегуаль»). В 1773 г. вице-король Букарелли издал распоряжение о включении рядовых общинников и их семей в списки избирателей. Но это распоряжение осталось лишь на бумаге. Расслоение общины продолжалось.
Реформы Карла III коснулись и взаимоотношений между общинами и испанскими колониальными властями. Главой над индейцами стал теперь
