Ловцы времени. Археологические открытия от Трои до современности - Эрик Х. Клайн

черного копателя. Если я вижу какой-то золотой браслет или любой другой артефакт или читаю о нем статью, первое, что я говорю – это «Ух ты, откуда он взялся? Каков его контекст?» Если мы не знаем контекст артефакта, он теряет большую часть своей внутренней ценности для археологов, потому что это означает, что неизвестно, где его нашли, когда его нашли, какие другие предметы нашли вместе с ним – как неизвестно и вообще что-либо о месте его обнаружения. Вот почему археологам так печально видеть разграбленные и проданные на аукционе артефакты – объект, который мог бы рассказать нам так много, теперь продается только потому, что какой-то коллекционер считает его симпатичным или хочет что-нибудь из древнего Египта или Ирака.

Кроме того, бывает еще сложнее – даже если раскопки ведут археологи, объект может быть найден в первичном контексте, или во вторичном, или даже в третичном. Если мы говорим, что что-то нашли в первичном контексте, это означает, что мы нашли предмет именно там, где его когда-то давно положили, и что его с тех пор никогда не перемещали и не тревожили.

Если мы говорим, что артефакт был найден во вторичном контексте, это означает, что мы считаем, что его переместили или потревожили после того, как он был впервые захоронен. Один из примеров вторичного контекста можно найти в Иерихоне на раскопках под руководством Кэтлин Кеньон. Как мы уже упоминали, Кеньон обнаружила, что в Иерихоне периода неолита, то есть около 7500 года до н. э., или почти 10 тысяч лет назад, люди сначала хоронили тело умершего человека, или, быть может, даже оставляли его лежать на открытом воздухе. Затем, после разложения мягких тканей, они отделяли голову от тела, обмазывали глиной, скорее всего, чтобы имитировать плоть, которая когда-то там была, и вставляли ракушки-каури в глазницы. Затем они ставили покрытую глиной голову на полку в одном из углов «гостиной» в своем доме – возможно, в рамках культа предков. Поэтому, когда Кеньон нашла эти черепа, они находились во вторичном контексте.

Действительно ли контекст имеет значение? Да, однозначно – потому что осознание того факта, что жители древнего Иерихона отделяли черепа умерших членов своих семей, покрывали их глиной, а затем ставили в доме, где археологи обнаружили их во вторичном контексте, означает, что мы можем получить представление о том, как они думали и почему они это делали. Это дает нам возможность одним глазком заглянуть в их мыслительный процесс, их страх перед смертью или их веру в загробную жизнь – или даже зарождение того, что мы сегодня назвали бы религией.

В целом понимание концепции археологического контекста и его важности необходимо, потому что оно отчасти объясняет, почему мы так тщательно проводим раскопки и почему во время этого процесса нам так нужно вести точные записи. Когда мы раскапываем объект, мы разрушаем контекст, в котором он находился. Поэтому контекст – это очень важно, как и ведение записей. Более того, археологи считают, что древние объекты, которые черные копатели вырвали из их археологического контекста и продали на рынке искусства без какой-либо документации, потеряли около 90 % своей ценности – потому что с ними теперь связано так мало информации. Аналогичным образом подделки и фальсификации могут нанести непоправимый ущерб нашим представлениям о древнем мире.

* * *

Если вы хотите раскопать объект правильно, что для этого нужно?

Один из существующих методов называют горизонтальными раскопками. Сначала обнажается один целый слой памятника, затем его описывают, зарисовывают и фотографируют. Горизонтальные раскопки часто проводят на памятниках вроде Колониального Уильямсберга в Соединенных Штатах. Также этот метод использовали специалисты Чикагского университета во время части раскопок в Мегиддо в 1920-х и 1930-х годах.

Горизонтальные раскопки могут помочь понять планировку всего объекта – где происходили различные типы деятельности, где люди жили, работали, поклонялись, хоронили мертвых. Горизонтальные раскопки – очевидная стратегия для памятников, у которых только один уровень заселения. При работе с многослойными памятниками приходится идти на компромисс, потому что ради широты вы жертвуете глубиной – вы знаете, как выглядит один уровень, но отказываетесь от изучения того, как различные участки памятника менялись со временем. Например, большая команда из Чикагского университета работала в Мегиддо почти десять лет, но смогла раскопать только три верхних слоя памятника и едва обнажить четвертый, оставив другие шестнадцать слоев под ними неисследованными, пока не поменяли план раскопок.

Другой вариант – провести вертикальные раскопки. Это означает глубоко раскопать несколько разных мест, чтобы получить представление о том, как события на территории памятника развивались хронологически. Это хороший способ получить представление о стратиграфии, с которой можно столкнуться в будущем, если будет принято решение расширить раскопки памятника. В этом случае выберут несколько ограниченных участков и раскопают их как можно глубже[21]. Именно это археологи Чикагского университета в конечном итоге сделали на одном участке в Мегиддо, где выкопали узкую глубокую траншею до самой коренной породы, ниже уровней заселения. Поэтому мы и знаем, что на территории памятника есть двадцать уровней, старейший из которых датируется как минимум 3000 г. до н. э.

Один из наиболее влиятельных ранних археологов, Уильям Мэттью Флиндерс Питри, одним из первых продемонстрировал важность вертикальной археологии при раскопках многоуровневого памятника. Изначально Питри вообще не имел формального образования, хоть он и проводил исследования в Англии, в том числе в Стоунхендже, задолго до того, как в возрасте двадцати шести лет отправился в Египет измерять пирамиды. Он учился на практике и в конечном итоге в 1892 году, когда ему было около сорока лет, стал первым профессором египтологии в Лондонском университете. Эту должность он занимал в течение следующих сорока лет.

Сначала Питри проводил раскопки в Египте, где обучил целую группу рабочих из деревни Куфт (или Гуфт) недалеко от современного Луксора. До сегодняшнего дня потомки этих рабочих, которых иногда называют «гуфти», составляют большую часть квалифицированной рабочей силы для археологических раскопок в Египте. Каждый гуфти выполняет ту же задачу, которую его отец, дед или прадед когда-то получил от Питри. Некоторые работают киркой, некоторые – мастерком, некоторые служат смотрителями. Гуфти – очень талантливые рабочие. Мне повезло работать с некоторыми из них, когда я был на раскопках в регионе дельты Нила в Египте в середине 1980-х годов.

Питри также проводил раскопки на территории современного Израиля и в секторе Газа. Там он отвечал за внедрение или – в некоторых случаях – популяризацию концепций, которые мы сегодня принимаем в археологии как должное, включая стратиграфию и суперпозицию. Обе они основаны на том, что более древние объекты обычно