Златая цепь на дубе том - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович
Получение подарков и всякого рода «борзых щенков» классифицировалось как мздоимство, которое, конечно, осуждалось, но строго не каралось. Виновный платил штраф и обычно оставался на своем месте.
Но если ради мзды чиновник злоупотреблял своими должностными обязанностями, это было уже лихоимство, и тут дело пахло арестом.
Еще строже котировалось вымогательство, за что могли лишить чинов с дворянством и посадить в тюрьму на срок до 6 лет.
Вымогательство с отягчающими обстоятельствами (например, в особо крупных размерах или с тяжелыми последствиями) при обвинительном приговоре заканчивалось каторгой.
Снисходительное отношение к «мздоимству» превращало низовую коррупцию в полуразрешенный промысел.
Самым вредоносным недостатком императора было то, что любую проблему он должен был непременно решать сам. В 1826 году, едва взойдя на престол, Николай объявил в одной из своих резолюций: во всех делах империи должно руководствоваться «моей весьма точной волей» и запретил кому-либо действовать «не в указанном мною направлении». То же царь изрекает и двадцать с лишним лет спустя: «Не ясно ли то, что там, где более не повелевают, а позволяют рассуждать вместо повиновения, там дисциплины более не существует… Отсюда происходит беспорядок во мнениях, противоречие с прошедшим, нерешительность насчет настоящего и совершенное незнание и недоумение насчет неизвестного, непонятного и, скажем правду, невозможного будущего». Поскольку в армейской службе главным достоинством считается исполнительность, точное выполнение полученного приказа, Николай превыше всего ценил это качество во всех своих помощниках. Ему принадлежит знаменитая фраза: «Я не имею ни малейшей нужды в гениях, лишь в исполнителях». Гениев вокруг него и не было.
Запрещая подданным «рассуждать», Николай оставлял это право только за самим собой, то есть взваливал на себя ношу, с которой никак не мог справиться. Он все время, каждую осень, совершал поездки по стране, чтобы давать личные указания; обо всем составлял поверхностное, часто неверное представление, за чем обычно следовало безапелляционное изъявление «очень точной воли», которой никто не смел противиться.
Конечно же, находиться на подобных позициях в разгар промышленной революции, научных открытий и социальных сдвигов мог только человек глубоко верующий. Царь никогда не пропускал воскресную службу, пел в церковном хоре, и это было не данью традициям, не демонстрацией. В основе всех действий Николая, по-видимому, лежало мистическое чувство — уверенность в неких особенных отношениях с Господом. Живое воплощение российской государственности — помазанник Божий, самодержец. Он подотчетен лишь Богу, Ему единому и ответит, если в чем-то неправ.
Эта психологическая аномалия, своего рода профессиональное заболевание диктаторов, давала стержень всему характеру Николая, от природы не такому уж сильному. Император усердно и небезуспешно изображал из себя сверхчеловека, ходячую бронзовую статую, испепелял подчиненных грозным «взглядом василиска», но внутренне был еще ранимее и неувереннее, чем вечно рефлексирующий Александр. В раннем детстве Николай был застенчив, впечатлителен, до трусости робок. Пугался грозы, фейерверков, пальбы. Военные учения избавили его от страха перед шумом, но нервность никуда не делась. Грозный самодержец страдал клаустрофобией и высотобоязнью, был чрезвычайно мнителен, подвержен ипохондрии. В 1836 году после дорожного происшествия (выпал из коляски) несколько недель находился во взвинченном состоянии; год спустя, после пожара в Зимнем дворце, стал пугаться дыма и огня.
Нервное расстройство и депрессия вследствие военных поражений Крымской войны стали одной из причин смерти государя. Уныние, упадок душевных сил, ощущение, что Бог отвернулся от Своего избранника, свели Николая в преждевременную могилу. Он слег от обычной простуды и не поднялся. В последние месяцы жизни император был так удручен, что после его кончины поползли слухи о самоубийстве, и многие верили.
Умирая, Николай, до последнего мига солдафон, виновато сказал своему наследнику: «Сдаю тебе мою команду, к сожалению, не в том порядке, как желал».
АЛЕКСАНДР II, или ФЛЕГМАТИК У ВЛАСТИ
Первый правитель фотоэпохи.
Обычно реформаторы — люди активные, полные идей. Но самый главный реформатор российской империи представлял собой нечто абсолютно противоположное. По своим личным качествам Александр II вообще мало интересен, однако в историческом смысле это довольно необычный тип правителя-флегматика, который не имел никакой идейной повестки, не придерживался какой-либо системы взглядов, государственными делами занимался без большой охоты, исключительно из чувства долга, — и всё же совершил много выдающихся деяний.
Это был человек, прежде всего увлеченный заботами частными: семейными и любовными; царские обязанности его тяготили. Однако он искренне пытался понять, в чем именно нуждается его страна, и соответствовать запросам времени. А кроме того, Александр был гуманен. Воспитанием цесаревича руководил благонамеренный поэт Василий Жуковский, считавший главной задачей педагогики настраивание «нравственного компаса».
Оказалось, что двух этих факторов достаточно, чтобы произвести в стране если не социально-политическую, то ментальную революцию — а при Александре II произошло именно это: духовная и идейная энергия перетекла от самодержавного государства к Обществу.
Перипетии интимной жизни императора сами по себе тривиальны и не заслуживали бы места в кратком обзоре российской истории, но они дают ключ к характеру Александра Николаевича. Он рано охладел к жене, Марии Гессен-Дармштадтской, на которой женился очень молодым. Со своим «нравственным компасом» на интрижки не разменивался. Долгие годы у него была постоянная связь с Екатериной Долгорукой, родившей ему троих детей. Когда императрица умерла, Александр узаконил отношения с любимой женщиной, вступив с ней в морганатический брак. Для русского царя это был акт, потребовавший изрядного мужества. Почти все августейшее семейство, включая наследника, восприняли этот поступок как афронт, и последние годы жизни Александра были сильно омрачены враждебностью со стороны родственников. Больше всего их возмутило, что царь даже не выдержал положенный срок траура и вдовел всего один месяц. Но в это время (1880 год) на Александра вели охоту террористы, и он хотел обеспечить матери своих детей прочное будущее. Как показали дальнейшие события, царь поступил правильно. Времени у него оставалось немного.
В главнейших государственных решениях Александр проявлял точно такую же твердость: когда речь шла о делах по-настоящему важных, он не отступался и шел до конца. Это его качество проявилось в вопросе неизмеримо более важном, чем устройство личного счастья, — в осуществлении великой реформы 1861 года, провести которую в помещичьей стране было невероятно трудно и, если бы не упорство самодержца, «эмансипации» бы не произошло.
Описывая личность самого выдающегося реформатора российской дореволюционной истории, испытываешь некоторое разочарование. Личности как таковой почти не просматривается.
В 1837 году, совершая ознакомительную поездку по стране, Александр повидался с сосланным в Вятку молодым Александром Герценом, острым и наблюдательным мемуаристом. Герцен вспоминает: «Вид наследника не выражал той узкой строгости, той холодной, беспощадной жестокости, как вид его отца; черты его скорее показывали добродушие и вялость. Ему было около двадцати лет, но он уже начинал толстеть. Несколько слов, которые он сказал мне, были ласковы, без хриплого, отрывистого тона Константина Павловича [дяди], без отцовской привычки испугать слушающего до обморока». Таким этот человек, по-видимому, и был: превосходно воспитанным, мягким — и только. Правовед Б. Чичерин (один из учителей юного Александра) описывает его так: «Добрый по природе, он был мягок в личных отношениях; он, не доверяя себе, не доверял и другим; он скрытничал, лукавил, старался уравновешивать различные направления, держа между ними весы, но делал это так, что каждое парализовалось в своих действиях и не чувствовало под собой твердой почвы». Никто из современников не поминает глубокий ум, дальновидность, энергию, какие-либо таланты императора.
