Среди призраков. Рассуждение об эпохе метавселенной и генеративного искусственного интеллекта - Эрик Саден

контакты с другими индивидами, мы существуем в мире, зависящем лишь от вычислений, залитом искусственным светом, и не меняем своего местоположения. Все заметнее проявляется основное равенство: чем чаще мы пользуемся экранными устройствами, тем более значима роль ретинальных функций, что влечет за собой атрофию других наших чувств. Это явление, по сути, можно воспринимать как естественное продолжение истории рыночного капитализма и его интерфейса, стержневым элементом которого до недавнего времени была витрина. Взгляд – главный вектор стимуляции желания, который вторым шагом приглашает познакомиться с предметом с помощью осязания и, если позволяют габариты, обойти его со всех сторон либо примерить, если это одежда. То есть это отношения, в которых сложным и де-факто непредсказуемым образом сопоставляются, с одной стороны, изощренное обольщение, с другой – смешанные тяга и сопротивление. С середины XIX века до расцвета общества потребления спустя столетие зрительное возбуждение оставалось условием поддержания квазиэротической связи с товаром в форме, которая – в силу изначальной вынужденной дистанцированности – неизбежно превращала его в фетиш: этот процесс подробно рассмотрен Марксом. Таким образом, рождественские витрины универмагов – кульминация действия операторной функции стекла, ведь на них лежит печать квазигреха в сочетании с чудом.

Вот почему пространство, почти сплошь состоящее из пикселей, несет в себе опасность. В нем нейтрализуется принцип желания, понимаемый как стимул, который заставляет нас двигаться по направлению к существу или вещи, в некотором смысле выражая наш жизненный порыв. Всё в угоду ставшему всемогущим взгляду, который того и жди избалуется, когда перед ним с одного слова или простым движением пальца пролистываются предложения, заявленные как наиболее подходящие. И тогда выглядевшее идеальным решение – непрерывное выявление алгоритмического равенства в иммерсивном пространстве – может оказаться совершенно неожиданной ловушкой, потому что возвращает феномен подавленного желания. А это следствие неудовлетворенности: неучтенной осталась фундаментальная мультисенсорность нашего естества. Вот он, подводный камень, и индустрия неподвижных тел знает, что с ним надо не просто срочно разобраться, чтобы не затормозить на взлете, но и, больше того, видит в этом новые бескрайние горизонты извлечения прибыли.

Индустрия искусственных чувств

Оказывается, это слишком неестественная, удушливая, безличная, холодная среда. Как бы ни расхваливали устройство, оно внушает боязнь, кажется каким-то бесплотным, все в нем безжизненно, сродни миру, придуманному сознанием подростка, который погружен исключительно в воображаемое видеоигр или страдает синдромом Аспергера. Кто всерьез хотел бы проводить бóльшую часть времени в иммерсивном мире, лишенном любых телесных контактов, столь чуждом эротике? Коль скоро вопрос не праздный, значит, стоит призвать здравый смысл, а то и попытаться извлечь выгоду из недостатков. Раз уж приоритет ретинальных функций в условиях полной пикселизации грозит оставить перед нами окаменелый пейзаж, хорошо бы привлечь и другие чувства. Для начала – осязание. Отметим, что исследования в области искусственного тактильного восприятия проводились давно, еще в 1990-х годах, изначально – с расчетом на профессиональное применение, например в дистанционной хирургии или чтобы с помощью «роботизированных рук» обращаться с опасными предметами.

С тех пор задачи только усложняются: сегодня и область применения расширилась, и делаются попытки передать ощущение текстуры материалов, их физические свойства и даже температуру поверхностей. Столько всего можно почувствовать через прикосновение, и это позволяет воспринимать ближайшую среду иначе, чем когда ограничиваешься зрением. Именно это в 1764 году в «Трактате об ощущениях» заметил Кондильяк[69], назвав осязание «единственным ощущением, которое само по себе судит о внешних предметах»[70]. Или же позднее – Мерло-Понти, который в работе «Видимое и невидимое» приводит такое на первый взгляд интригующее высказывание: «Касаться означает касаться себя»[71]. То есть речь идет о свойстве, которое, раскрывая нам некоторые аспекты непосредственного окружения, одновременно обнаруживает не только крайне чувствительную силу, нас формирующую, но также ее способность поддерживать связи, обеспечивающие взаимодействие и соединение с внешним миром – настолько, что словом chair, плоть, мы начинаем обозначать не только свое тело, но и мир вокруг – в одном континууме.

Если зрение, по сути, обусловлено расстоянием до любой рассматриваемой вещи, которая словно дублируется в пространстве метавселенной, то возможность для новой формы осязания в этом же пространстве устанавливала бы связь, которая стремилась бы наполниться содержанием и, как говорится, «воплотить» близость совершенно нового типа с реальностью и другими людьми. Настолько, чтобы все перевернуть с ног на голову. Тогда иммерсивная среда не отрывала бы нас от мира; наоборот, наша связь с ним становилась бы все прочнее, возвращая это забытое сегодня чувство – благодаря специальным техническим системам. Можно было бы даже обострить – в разумных пределах – тактильное восприятие. В перспективе ставка делается на то, чтобы охватить весь спектр наших чувств и дать возможность самостоятельно регулировать их интенсивность, как с потенциометром; предлагается абсолютно новый формат перцепции – или, скажем так, острых ощущений, – привнесенный быстро развивающейся отраслью искусственного восприятия. Иначе говоря, «интернетом чувств».

Задача не только в симуляции осязательных ощущений, кажущихся реальными, – например, пожать руку, провести ею по щеке, примерить обувь в виртуальном магазине, – и относящихся к спектру действий из повседневной жизни, который должен будет постоянно расширяться. Она еще и в том, чтобы предлагать нестандартный «тактильный опыт». Как будто мы оказались, к примеру, рядом с раскаленной лавой и чувствуем сильный жар или же под кокосовой пальмой на Мальдивах, а может, пробуем на ощупь фрагменты лунного грунта на фоне соответствующих сгенерированных пейзажей. Такова экономика как обыденных, так и непривычных чувств, которые теоретически очень сложно или невозможно испытать, а то и вообще экстраординарных. Какие бывают в среде, якобы воссоздающей реальность и предлагающей пережить приключения из области фантастики, чудесного, но теперь осуществимые, надо только назначить им цену – скорее всего, в виде тарифа подписки.

Очень уж хочется преодолеть ограниченность нашей человеческой ситуации, сделать обычными самые удивительные аспекты жизни – и воспринимать их не только посредством зрения, как это было раньше в видеоиграх. Раз индустрия дает нам источник наслаждения – или гордыни, хюбриса, – в виде желания бросить вызов собственному положению, то рассматривается и возможность делиться чувствами – от человека к человеку. То есть практика, трансцендентная по отношению к нашему антропологическому строению: дать другим почувствовать (будто бы) то же, что чувствуем мы, или, наоборот, почувствовать то же, что и кто-то другой. Как дерево не проводит электричество, тело не может «проводить» субъективные ощущения, и получается, что когда в комнате одному, как он говорит, холодно, а другому – наоборот, жарко, им не влезть «в чужую шкуру», хоть все мы и привыкли выступать в роли передатчиков чувств.

Здесь нарушается принцип неприкосновенности