Среди призраков. Рассуждение об эпохе метавселенной и генеративного искусственного интеллекта - Эрик Саден

class="p1">Теряет наполнение и наше воображаемое, ведь оно, как и желание, зависит от нашей дистанцированности от людей и вещей и, в свою очередь, не просто дорабатывает реальность, но создает отображение, отчасти свободное от законов реального, свое для каждого, зависящее от нашей биографии, от отношений с другими людьми, от любопытства, открытий, чтения… Бескрайние горизонты мысли, спасительные, когда надо ужиться с суровой повседневностью, сила творчества и конструирование в буквальном смысле экстраординарных миров – все это уникально. Как и чисто поэтическая, но с важными политическими последствиями, способность по-разному смотреть на те или иные ситуации. Сколько триггеров придают нам жизненную энергию и заставляют нас, порой тайком, действовать, сталкиваясь с действительностью. «Воображение раскрывает свободу человека», – писал Жан-Поль Сартр в работе «Воображаемое»[100]. Очаг глубинной неудовлетворенности и обусловленного ею творческого начала продолжает угасать с появлением совсем другой среды, которая обещает быть гораздо более удобной и благоприятной для каждого из нас, де-факто искоренить неравенство, разрозненность, а значит, безусловное стремление в самых разных целях переустроить реальное. Вот почему это совсем не Диснейленд, о котором когда-то писал Бодрийяр, то есть симуляция, которая тем не менее в известной мере стимулирует воображаемое, пусть и в декорациях из папье-маше и каждый раз – весьма непродолжительное время. Сегодня понемногу складывается среда, где размывается любая интенциональность, понимаемая как действенный подход к реальному, и берет верх принцип соответствия, где наша инстинктивная – почти первобытная – составляющая вытесняет деятельность нашего интеллекта. Чтобы к этому прийти, все средства хороши: роботы отвечают за нашу способность высказываться, удовлетворяют потребность быть на виду; а еще создается антураж из света, изображений, звуков – искусственных, персонализированных и к тому же обладающих скрытой силой внушения, отчего кажется, будто жизнь, о которой можно только мечтать, не требующая усилий, не только стала новой нормой бытия, но и все, что остается вне ее, есть ад. Ад реального, которого лучше избегать – любой ценой.

3. Поворот к генеративному искусственному интеллекту

Всеобщий «промптимизм»

Пора поговорить о различии между сознательным желанием и намерением. Первое связано со стремлением осуществить некую большую задачу. Например, поступить в престижный университет или вести более здоровый образ жизни. И в том и в другом случае предстоит использовать целый набор вспомогательных средств. Однако мы натыкаемся на два подводных камня. Во-первых, не факт, что у нас получится. Во-вторых, выбранные методы нельзя считать полностью подходящими и заранее гарантировать их эффективность. Сознательное желание предполагает достижение цели, но при этом неизбежны моменты неопределенности, движение на ощупь. Во втором случае действует импульс того же типа, но он определен во времени и ищет вполне конкретного и, можно сказать, скромного завершения. Мы намерены сходить в магазин в середине дня. Мы сознательно не хотим идти в такой-то супермаркет в такое-то время, даже если это совпадает с нашим намерением. Таким образом, намерение всегда связано с обстоятельствами, оно из области прагматического и в конечном счете достаточно приземленное. Именно эта разница в характере разделяет «подручные» техники и когнитивные технологии. Первые – результат сознательного желания. Например, за желанием Гутенберга сделать так, чтобы документы можно было воспроизводить механически, один в один, был общий замысел, осуществимый гипотетически, и первым его воплощением стал знаменитый станок. Вторые зависят от систем автоматизированной классификации информации, – как информатика, – и изначально отвечают только намерениям. Намерения эти стали возникать одно за другим и стремительно множиться в результате ведущейся, – каждый раз в специфических целях – обработки информации.

Особенность компьютерных систем в том, что они стимулируют разработку множества приложений – для определенного применения. Это обусловлено самим принципом написания кода: он устроен так, что направлен не на широкое использование, а на конкретную цель. Тем более что кодовые строки составляются так, чтобы реагировать на команды. Ножу или велосипеду команд не дают – для них предусмотрен набор движений. Имеются в виду команды, отвечающие определенным намерениям (скажем, подготовить текст, ретушировать фотографию, включить музыку), осуществляют их алгоритмы. Компьютерные технологии, представляющие собой главным образом комбинации цифр, не перестают содействовать созданию новых функциональных возможностей и тем самым несут в себе неизменную виртуальность. Так называемая цифра – очень сложная наука, или даже искусство – искусство деталей, вплоть до самых малых, искусство различения, разделения, точного распределения, внутри которого каждый элемент занимает отведенное ему место. Как в математике, откуда эта наука-искусство вышла, состоящей из символов, пользуясь которыми можно бесконечно делить элементы реального. Не случайно мы говорим о «языке программирования» – по образцу естественного языка, с помощью которого почти все можно выразить, комбинируя буквы. Компьютерный код позволяет откликнуться чуть ли не на любое намерение, осуществимое в цифровой среде, надо только осмысленно обращаться с его элементарными частицами.

Намерений нынче хоть отбавляй, а с ними и действий, причем не просто абсолютно новых, но, кажется, еще и все более необычных (благодаря постоянно растущим вычислительным мощностям, усложнению алгоритмов и совершенствованию «железа»). Так к концу 1970-х годов мы начали открывать папки на «рабочем столе», подводя к ним курсор, или манипулировать джойстиком, перемещая по экрану нечто похожее на теннисную ракетку в бесхитростной видеоигре. То есть ряд команд, включенных в код, дают возможность совершить ряд практических действий. Их осуществление зависит только от процессоров и специального оборудования. Поэтому компьютерный язык породил массу новых желаний или, точнее сказать, открыл ящик Пандоры с некоторыми видами желаний. В дальнейшем этот поток все время будет набирать силу, словно он безграничен, и обнаружит множество явлений, которые мы проживаем с рубежа двухтысячных годов. Не случайно информатика, глубоко утилитарная дисциплина, получила развитие в XX веке, сделавшем утилитаризм своей главной религией, и, в свою очередь, да еще решающим образом, способствовала развитию этоса, который от и до структурирует наш мир и наше сознание.

С учетом сказанного следует подходить ко всей истории информатики, особенно с конца 1990-х годов, когда интернет стал общедоступным, снабдив сущности и отдельных людей различными системами, в результате чего осуществление бесчисленных намерений, вплоть до самых ничтожных, становится нормой. Практическая цифровизация не только разовьет утилитаризм, но приведет к появлению новых технологий власти на основе фракционного, детализированного анализа разнообразных ситуаций, в частности на предприятиях, потому ими и злоупотребляет современный менеджмент. В связи с этим стоит осознать неразрывную связь между подъемом неолиберализма нескольких последних десятилетий и – на микроскопическом уровне – препарированием реальности в инструментальных целях. Это нужно также учитывать, говоря о буме приложений в последние пятнадцать лет – их порой не пересчитать в нашем смартфоне, и одно это помогает представить, как