Музыка как предмет логики - Алексей Федорович Лосев

2. Далее, [во-вторых], как в отношении к правой стороне и пр. моментам разум [человеческий] говорит „здесь“, не впустую приводясь [к некоей аффекции], но [на самом деле] видя отличное [от прежнего] положение [вещи], так и об едином он говорит на основании некоего [фактического] видения [вещей] и, значит,

· a) говорит об едином не как о пустой аффекции и не без основания и, [кроме того],

· b) не потому что [тут налично] только это и не другое, так как в этом самом выражении „и не другое“ он говорит [только] о другом как об едином;

· c) затем, [не надо забывать, что все] „иное“ и „другое“ [по смыслу своему] есть позднейшее, чем „одно“, так как,

·· 1. не опираясь на единое, разум не может говорить ни об ином, ни о прочем, и как только он высказывает [вообще что-нибудь] только [одно определенное], он говорит [уже] об этом „только [одном“] как об едином,

·· 2. и, значит, [просто] единое [по смыслу] раньше „только одного“, [или единственного].

· d) Затем, [и сам] говорящий, [т.е. предицирующий субъект] един, прежде чем он предицирует единое о другом, и то, о чем он предицирует, – едино, прежде чем [субъект] скажет или помыслит о нем что-нибудь [единое];

·· 1. [предицируемое] или едино или больше одного и множественно, и, если множественно, необходимо, чтобы ему предшествовало единство;

·· 2. и когда разум предицирует множество, он предицирует [только] больше одного [момента], и, когда говорит о войске, мыслит многих и соединенных [опять-таки] в одно вооруженных людей;

·· 3. и если разум [ранее наличное] множество не допускает [больше] быть множеством, то ясно, что и здесь как-то обнаруживает он [единое], или создавая единое, [уже] не имеющее [в себе] никакого множества, или сводя в единое природу многого путем четкого (οξεως) у зрения (ιδουσα) единства из сферы упорядоченной множественности (εχ της ταξεως).

·· 4. Стало быть, и здесь [разум] не обманывается относительно единого, как [не обманывается он] в отношении к жилищу об едином, состоящем из многих камней, не обманывается, конечно, в большей мере относительно единого в жилище, [чем в случае с войском].

· [е) Мы видим, в результате, что единое фактически созерцаемо на вещах и не есть пустая аффекция субъективной чувственности человека].

3. [Можно считать, стало быть, установленным, что единое созерцается больше на неделимом и на непрерывном, т.е. умном. Но если это так, то] из большей [созерцаемости] единого на непрерывном и неделимом [как раз и] следует, что природа единого существует [как нечто особое] и [притом как] ипостасийная.

· a) В самом деле, [если бы эта природа была не ипостасийна, но была бы не-сущая, то, поскольку] „больше“ [или „меньше“] не в состоянии пребывать в не-сущем, [ибо это – умные эйдосы, – и единое не могло бы наличествовать в не-сущем в виде тех или иных своих степеней].

· b) Однако, подобно тому, как мы, предицируя категорию существования о каждой чувственной вещи и предицируя ее также и в отношении умного мира, создаем по преимуществу эту категорию в связи с умными моментами, утверждая „больше“ [или „меньше“] по преимуществу в отношении сущего, и сущее [со всеми эйдосами большего или меньшего] полагаем больше в чувственной абстракции, чем в других родах [чувственного бытия], точно так же мы, видя чаще и больше всего, что единое различно по степеням и в чувственном и в умном мире, должны признать, что оно существует всеми [возможными] способами, однако, [всегда] с возвращением [этих всевозможных способов] к единому.

· c) Как субстанция и бытие [в основе своей] есть [нечто] умное, а не чувственное, хотя чувственное участвует в умном, так и единое должно созерцаться относительно чувственного соответственно своему участию [в чувственной вещи], разум же пользуется им, однако, как умным и умно, мысля, таким образом, на основании одного, [чувственного], – другое, [умное], что он не видит – [и чтó], следовательно, знал [уже] заранее.

· d) Если же он [в действительности] знал [это единое] раньше [чувственного аффинирования], то оно – нечто сущее, [и притом] тождественное с „сущим“, [которое он признал за таковое], и если [знал заранее] определенную единичность, то, наоборот, называет [теперь ее] единой То же и в случае двух или многих вещей.

4.

· a) Теперь, если без „одного“, или „двух“, или какого-нибудь другого числа, нельзя ни помыслить что-нибудь, ни назвать, то как же может не быть то, без чего невозможно ни мышление, ни речь? Невозможно говорить, что не есть то, без чего невозможно ни мышление чего-нибудь, ни называние. Наоборот, то, что везде необходимо для [смыслового] происхождения всякой мысли или слова, [необходимо] должно предшествовать и слову и мышлению. Ибо [только] таким образом можно овладеть происхождением этого.

· b) К тому же, если [необходимо иметь дело] с ипостасийным бытием каждого сущего, – ибо нет ничего сущего, что не было бы единым, – то [необходимо, чтобы единое и все числа] были [в смысловом отношении] раньше сущности и порождали ее.

· c) Потому и есть [единое] – единое сущее, а не [так, что сначала] сущее, а потом [уже] единое.

·· 1. Если мы возьмем „сущее“, то в нем будет [уже] едино-множественное (εν πολλα).

·· 2. В одном же „едином“ [как таковом] нет „сущего“, если оно в то же время не творит его, склоняя себя к порождению [нового].

·· [3. Стало быть, единое раньше сущего и раньше единого сущего].

5.

· a) Также и понятие „этого“ не есть пустое понятие, так как оно говорит о некоей обнаруживающейся ипостасийности, заменяя самое имя „этого“, [т.е. оно есть энергийный эйдос, лежащий в основе самого имени], и говорит о некоей наличности (παρουσιαν), существовании (ουσιαν) и пр. [признаках] сущего.

· b) Поэтому такое понятие не должно обозначать что-нибудь пустое и не есть [простая] аффекция разума, не имеющая под собой никакого объективного основания, но есть оно некая субсистентная вещь, [т.е. некое объективное основание для разума], – точно также, как если бы высказывалось и собственное имя вещи».

18)

См. выше, примеч. 11.

19)

Из многочисленных теорий числа, которые могут быть привлечены в параллель к моему учению, можно указать помимо античных теорий прежде всего на Гегеля, у которого первое отделение логики, т.н. «учение о бытии», есть не что иное, как учение о числе.

Именно, «качество» переходит от безразличного «бытия» к дробимому «для-себя-бытию» (Энциклоп., § 96), а