Работа над ролью - Константин Сергеевич Станиславский
При этом беда, если пришедший на спектакль зритель оценит факты пьесы правильнее, чем творящий в это время на сцене артист. Произойдет досадное разногласие между смотрящим и творящим. Беда, если зритель заволнуется фактами пьесы сильнее, чем сам творящий артист. Беда, если артист недооценит факты или же, напротив, слишком их переоценит и тем нарушит правду, веру в подлинность фактов и чувство меры. (Пример недооценки факта – приезд Чацкого, пример переоценки фактов – «сумасшествие».)
II. Период переживания
Второй большой творческий период я буду называть периодом переживания.
Если первый период – познавания – можно было сравнить с моментом знакомства, ухаживания и сватовства двух молодых влюбленных, то второй период – переживания – напрашивается на сравнение с моментом слияния, обсеменения, зачатия и образования плода.
Вл. И. Немирович-Данченко иллюстрирует этот творческий момент таким сравнением: для того чтобы вырос плод или растение, надо заложить зерно в землю. Оно непременно должно сгнить, а из сгнившего зерна должны выйти корни будущего плода или растения.
Так точно и зерно авторского создания должно быть вложено в душу артиста, сгнить и пустить корни, от которых вырастет новое создание, принадлежащее артисту и по духу родственное писателю.
В то время как период познавания был лишь подготовительным, период переживания является созидательным.
Период познавания распахал почву для того, чтобы в периоде переживания забросить зерно живой жизни на заготовленную почву в неоживших местах роли.
Если период познавания подготовлял «предлагаемые обстоятельства», то период переживания создает «истину страстей», душу роли, ее склад, внутренний образ, подлинные живые человеческие чувства и, наконец, самую жизнь человеческого духа живого организма роли.
Таким образом, второй период – переживания – является главным, основным в творчестве…
Созидательный процесс переживания – органический процесс, основанный на законах духовной и физической природы человека, на подлинной правде чувства и на естественной красоте.
Как же зарождается, развивается и разрешается органический процесс переживания и в чем заключается творческая работа артиста?
Научившись быть, существовать среди обстоятельств жизни фамусовского дома, то есть мысленно зажив в этом доме своей собственной человеческой жизнью, встречая лицом к лицу факты и события, сталкиваясь с обитателями дома, знакомясь с ними, ощупывая их душу и входя с ними в непосредственное общение, я незаметно для себя начинаю чего-то хотеть, стремиться к той или иной цели, которая естественно, сама собой вырастает передо мной.
Вот, например, вспоминая свой утренний визит к Фамусову во время его песнопения, я теперь не только ощущаю свое бытие с ним, в его комнате, не только чувствую рядом с собой присутствие живого объекта и ощупываю его душу, но я уже начинаю испытывать какие-то хотения, стремления к какой-то ближайшей цели или задаче. Пока они очень просты. Так, например, мне хочется, чтобы Фамусов обратил на меня внимание. Я ищу для этого подходящие слова или действия. Мне хочется для шутки посердить старика, так как, по-моему, он должен быть очень смешон в минуты раздражения и прочее.
Зарождающиеся во мне творческие хотения, стремления, естественно, вызывают позывы к действию. Но позывы к действию еще не самое действие. Между позывом к действию и самим действием – разница. Позыв – внутренний толчок, еще не осуществленное желание, а само действие – внутреннее или внешнее выполнение хотений, удовлетворение внутренних позывов. В свою очередь, позыв вызывает внутреннее действие (внутреннюю активность), внутреннее действие вызывает внешнее действие. Но об этом пока говорить не время[12].
Теперь при возбуждении творческих хотений, целей, позывов к действию, мысленном переживании какой-нибудь сцены из жизни фамусовского дома я начинаю как бы прицеливаться к предмету наблюдений, искать средства выполнить намеченную цель. Так, например, вспоминая снова сцену нарушенного Фамусовым свидания Софьи с Молчалиным, я ищу выхода из положения. Для этого надо прежде всего успокоить себя, скрыть смущение деланым спокойствием, призвать на помощь всю свою выдержку, составить план действия, примениться, приспособиться к Фамусову, к его теперешнему состоянию. Я беру его на прицел. Чем больше он кричит, сердится, тем спокойнее я стараюсь быть. Как только он успокаивается, я чувствую желание сконфузить его своим невинным, кротким, укоризненным взглядом. При этом само собой рождаются тонкости душевного приспособления, хитрости изворотливой души, сложность чувства, неожиданные внутренние толчки и позывы к действию, которые знает лишь одна природа, которые умеет вызвать лишь одна интуиция.
Познав эти внутренние позывы и толчки, я могу уже действовать – правда, пока еще не физически, а лишь внутренне, в воображении, которому я опять даю полную свободу…
– А что бы ты сделало, – спрашивает воображение у чувства, – если бы очутилось в положении Софьи?
– Велело бы лицу принять ангельское выражение, – без запинки ответило чувство.
– А потом? – выпытывает воображение.
– Велело бы упорно молчать и стоять с еще более кротким лицом, – продолжало чувство. – Пусть отец наговорит побольше резкостей и глупостей. Это выгодно для дочери, которую привыкли баловать. Потом, когда старик выльет всю желчь, охрипнет от крика и утомится от волнения, когда на дне его души останется одно присущее ему добродушие, лень и любовь к покою, когда он сядет в уютное кресло, чтобы унять одышку, и начнет обтирать пот, я велю еще упорнее молчать с еще более ангельским лицом, которое может быть только у правого.
– А потом? – пристает воображение.
– Велю ему утереть слезу, но так, чтобы отец заметил это, и буду продолжать стоять неподвижно, пока старик не забеспокоится и не спросит меня виновато: «Что же ты молчишь, Софья?» Не надо ничего отвечать ему. «Разве ты не слышишь?» – начинает приставать старик. – Что с тобой, говори?» – «Слышу, – ответит дочь таким кротким, беззащитным детским голосом, от которого опускаются руки.
– Что же дальше? – выпытывает воображение.
– Дальше я опять велю молчать и кротко стоять, пока отец не начнет сердиться, но теперь уже не за то,
