Ленинизм и теоретические проблемы языкознания - Федот Петрович Филин

В лингвистике разные типы связей хорошо иллюстрируются различными пониманиями «языкового закона». Характерное для языкознания середины XIX в. (например, у А. Шлейхера) понятие «звукового закона» как непреложного, императивного и всеобщего для данной территории и данного исторического отрезка времени предполагает, что в основе закона лежат связи, во-первых, необходимые (поэтому закон императивен и всеобщ), во-вторых, диахронные (поэтому закон констатирует переход от одного звука к другому, принадлежащему другому времени).

У Ф. де Соссюра качества императивности и всеобщности расходятся, а понятие закона раздваивается на закон синхронный и диахронический. Синхронный закон всеобщ, но не императивен:

«он только констатирует некое состояние; он закон постольку же, поскольку законом может быть названо утверждение, например, что в данном фруктовом саду деревья посажены косыми рядами»[195].

Здесь констатируются связи:

а) коэкзистенциальные, связи сосуществования,

б) случайные и необходимые.

Дальнейшее развитие это понимание закона получило в лингвистической типологии (см. ниже). Диахронический закон, по Ф. де Соссюру, императивен, но не всеобщ[196], поскольку изменение лишь одного элемента системы языка, например одной фонемы, влечет за собой звуковое изменение множества слов, в которых эта фонема реализуется (репрезентируется), – изменение действительно необходимое, но лишь иллюзорно всеобщее (изменилась-то в действительности лишь одна фонема).

Здесь, очевидно, констатируются связи

а) диахронные и причинно-следственные,

б) необходимые и случайные одновременно: изменение звуков необходимо вытекает из изменения фонемы, но изменение самой фонемы может быть, по Ф. де Соссюру, и случайным, поскольку сама фонема связана с другими фонемами не императивными синхронными законами.

Понимание закона у младограмматиков составляет лишь переходный этап от дососсюровского понимания к соссюровскому, переходный потому, что понятия «императивности звукового закона» и «языка индивида как единственной реальности» сначала сосуществуют, а затем закономерно сливаются в понятии единичности, индивидуальности и изолированности языкового изменения. На первое место здесь выходит констатация связей диахронных и случайных.

В современной лингвистике, вслед за выделением понятия синхронного закона у Ф. де Соссюра, в последнее, или, лучше сказать, в предпоследнее, время предметом изучения стали главным образом коэкзистенциальные связи, или связи параллельного существования взаимосвязанных черт, аспектов одного и того же состояния системы. (Причинно-следственные связи могут до некоторой степени рассматриваться как частный случай связей сосуществования: связь двух явлений характеризуется при этом всеми теми же чертами, что и в случае сосуществования, но еще и фактором времени – одно следует за другим или из другого, – т.е. «включенным временем».) Связи сосуществования являются предметом лингвистической таксономии и типологии[197]. Поскольку, однако, они рассматриваются вне вопроса о необходимости или случайности и вне вопроса о времени, при «выключенном времени», то это направление есть как бы «облегченный вариант теоретической лингвистики».

Очень много, если не большинство, лингвистических универсалий суть не что иное, как связи необходимого сосуществования, принимающие при логическом их формулировании обычно форму импликаций («если A, то B»). Однако логическая импликация представляет собой, по-видимому, все же не вполне адекватную форму выражения коэкзистенциальных связей. Во-первых, импликация не различает необходимых и случайных связей[198]. Во-вторых, так как в импликации есть момент включения, то импликация не устраняет фактор времени, но лишь нестрого преобразует его, заменяя отношение следования отношением включения. Примером импликации может служить следующая (впрочем, не окончательно доказанная универсалия: если язык имеет окситонный ритм (т.е. немузыкальное ударение на последнем такте всякой ритмической фразы), то этот язык имеет также прогрессивный порядок слов (1). Таким языком является французский (доклад Дж. Палермо на X Всемирном конгрессе лингвистов в Бухаресте в 1967 г.). Более точно указанные коэкзистенциальные отношения должны были бы формулироваться одновременно в двух импликациях, причем второй импликацией была бы следующая: если язык имеет прогрессивный порядок слов, то этот язык имеет также и окситонный ритм (2).

Практически, однако, бывает чаще всего так, что лингвист констатирует в языке или языках одну импликацию в более чистом виде, а другую в менее выраженной форме. Вследствие этого автоматически (вернее – случайно), одна из импликаций, именно та, которая является более надежно установленной, приобретает форму однонаправленной временной зависимости и становится причинно-следственным утверждением. Так, в приведенном примере первая импликация засвидетельствована во французском языке для более раннего периода его развития, чем вторая импликация, отсюда окситонизм трактуется как причина исторических синтаксических сдвигов во французском языке.

В самое последнее время для теоретической лингвистики характерно стремление уйти от «облегченных» типологических вариантов теории и вновь соединить, уже на новом уровне, – на основе предварительного четкого различения, – понятия связей сосуществования, связей необходимых и связей диахронных. Остановимся на трех вариантах этого теоретического устремления.

Один из них представлен в работах Е. Куриловича, который, – если говорить о его подходе в свете данной проблемы, – выделяет среди синхронных связей типа импликаций связи однонаправленные (так называемые отношения «основания» – «fondement» или отношения детерминации), а затем рассматривает их в диахронной перспективе. На этом пути получили блестящее решение многие проблемы группофонем, палатализации, аблаута, ударения и др.[199] Импликации (как они формулируются в современной лингвистике) предполагают только коэкзистенциальные связи, без указания временной направленности и, следовательно, без выявления причинно-следственных связей.

Второй вариант – совмещение этих двух принципов (принципа коэкзистенциальных связей и принципа направленных связей, т.е. причинно-следственных) мы находим в работах Г.П. Мельникова[200]. Для данного языка или группы языков устанавливаются все возможные импликации, а затем выявляется материальный, субстанциональный способ, в котором реализуются важнейшие импликации. Установление «материи связи» позволяет во многих, может быть в большинстве, случаев расположить импликации в логическом порядке в синхронии, установить последовательность импликаций во времени, в реальной истории языка в прошлом и высказывать обоснованные суждения о тенденциях развития системы в будущем.

Разграничение и комбинация понятий коэкзистенциальных связей и связей причинно-следственных в концепциях Е. Куриловича и Г.П. Мельникова позволяет подойти и к разграничению случайных и необходимых связей. Но это весьма существенное разграничение возникает в обеих теориях как простое следствие того, что связи сосуществования, сохраняющиеся на длительных отрезках времени, в диахронии, естественно, оказываются в большинстве случаев не случайными, а необходимыми. И все же причинно-следственные связи могут оказаться и случайными: четкого критерия различения связей случайных и необходимых в обеих концепциях еще нет.

Лингвистическая география (третий вариант), определяя язык (диалект) как территориально определенную совокупность изоглосс с известным «разбросом» границ, подводит к пониманию языкового закона, – и синхронного, и диахронического – как статистического закона, действительного для пучка изоглосс, – для класса явлений, но не для