Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2 - Альманах Российский колокол
От Лимасола до Никосии – около пятидесяти километров. Автобус шёл среди сухих, выжженных гор, кое-где на террасах лепились белые игрушечные домики. Потом горы расступались, и мы опускались в виноградные долины. Закончилось лето, собран урожай, виноградные лозы отдыхают от бремени гроздьев, в полусне готовятся к зимнему сну, чтобы проснуться весной. И вновь повторится вечный круговорот жизни. Кипрские крестьяне с задубелыми, тёмными от солнца лицами сидели на скамьях у домов, сложив на коленях натруженные руки.
Никосия непохожа на другие европейские столицы, она и не стремится стать таковой. На нешироких улочках – бесчисленные магазинчики и лавочки, торгующие различной сувенирной дребеденью: блюда и блюдца с древнегреческими героями, сплетшимися в борьбе, с дискоболами и ликами Афины Паллады. Полотенца с вязью греческого орнамента, греческие боги, богини и герои, застывшие в статуэтках и барельефах, амфоры всех размеров и морские раковины – снежно-белые, с розовыми переливами, упоительно красивые. И маленькие кофейни, демократично выходящие прямо на улицы. За столиками киприоты-греки, перед каждым – крохотная чашечка кофе и большой высокий стакан воды. По-видимому, они сидят здесь за столиками уже очень давно и будут сидеть ещё долго, им не нужно идти на работу, лаяться с подрядчиками и бригадирами монтажников, врать на нудных строительных оперативках, закрывать наряды и процентовки – с завистью подумал я.
Мимо нас двигалась очередная экскурсионно-туристическая группа. Датчане или норвежцы в шортах, с жилистыми ногами, обутыми в массивные кроссовки, увешанные камерами и фотоаппаратами, толкаясь, семенили за очкастой тощей провожатой. Она бодро шла впереди, время от времени поворачиваясь лицом к преследователям, с профессиональной ловкостью пятилась вперёд спиной, не сбавляя хода, и громко вещала на английском об истории, о древностях и достопримечательностях кипрской столицы. Мы пристроились в хвост и слушали о том, что если у нас останется время, то мы с вами обязательно посетим замок Колосси и собор Святой Софии. А пока – forwards!
Мы шли по улице, слушая уличных музыкантов и любуясь уличными паяцами-жонглёрами. Вдруг улица закончилась, упёршись в стену. Прямо поперёк безмятежной и неторопливой жизни. Эта стена была чем-то инородным, безобразным, лишним. Шрамом, разрезающим эту страну, немного безалаберную, по-южному слегка ленивую, по-южному добрую и безмятежную, на две половины. В 1974 году, после мятежа чёрных полковников, Турция ввела свои войска на север Кипра, чтобы защитить своих соплеменников, турецкое население, киприотов-турок, многие сотни лет до того мирно уживавшихся с киприотами-греками. Этой лицемерной и безошибочной формулой – защитить своих – всегда цинично пользовались захватчики. И вот теперь – стена, разделяющая два враждебных мира, накапливающаяся ненависть. Глаза, украдкой, с опаской заглядывающие в щёлку в стене в тот, другой, враждебный, мир.
Люди строят стены, чтобы защититься, отгородиться от врагов и напастей. Или спрятаться от чужих глаз, чтобы почувствовать себя в безопасности за холодным камнем. Мне довелось побывать на Великой Китайской стене, я трогал рукой Берлинскую стену. Я видел кремлёвские стены и стены многочисленных средневековых замков, осыпающиеся стены старых русских городищ и глинобитные стены-дувалы среднеазиатских селений. Стены, которыми презрительно и опасливо отгораживаются от нас новые русские богатеи. Настанет ли время, когда будут разрушены или станут памятниками все стены, чтобы люди могли свободно перемещаться по планете? Настанет ли время, когда люди смогут без страха и ненависти взглянуть в глаза друг другу? Вряд ли. Люди будут вновь и вновь строить стены – каменные, глиняные, бюрократические, информационные. Воздвигать железные занавесы. Люди всегда будут делиться на своих и чужих и всегда будут прятать от чужих глаз своё сокровенное. Или наворованное.
Эта стена рассекла остров Кипр на два полуострова. Они не общаются друг с другом. Они научились жить так, как будто того, другого, полуострова просто не существует. Так им удобно.
Мы вернулись в Лимасол уже поздно, в новые апартаменты, где не было сиртаки, и я включил телевизор. Хозяйский маленький телевизор знал только греческий язык и только немножко, на канале Euronews, – английский. Обычно на этом канале долго и подробно обсуждались новости европейского футбола и тенниса, а также скандальные похождения кинозвёзд. И немного – политики. С кем встречались британский премьер и президент США, и как страдают от засухи африканские аборигены. О России они предпочитали не говорить. Если только не потерпел очередную аварию российский самолёт или не вышли на Манежную площадь российские защитники животных или гражданских прав. На этот раз на экране устойчиво держался один кадр. Полутёмный зал какого-то кинотеатра или концертного зала с застывшими в неестественных позах людьми. Голос за кадром был неразборчив, я уловил только Москоу и Дубровка. Продираясь сквозь дебри журналистского жаргона, я наконец понял, что это был теракт в Москве с многочисленными жертвами и почему-то с отравляющим газом. Прямо в центре нашей столицы ни в чём не повинные люди пришли в театр и стали жертвами озлобившихся террористов, не щадивших ни женщин, ни детей. Так, значит, правы киприоты, значит, нужно строить стены, границы, блокпосты, чтобы укрыться от всемирного зла? Вопросы без ответов.
* * *
Приближался день нашего отъезда, и мы с Люсей решили отведать настоящую кипрскую кухню. «А вы закажите мезе», – посоветовал мне Костя, и мне показалось, что он при этом хитро улыбнулся.
В кафе нам принесли меню в толстых дерматиновых переплётах. Я сделал вид, что изучаю греческие буквы, а потом гордо выпрямился и произнёс магическое слово: «мезе».
– Один или два? – поинтересовался официант.
Я подумал, что разумно будет пока что заказать один, ведь непонятно, что это такое, а если понравится, мы закажем ещё один. И сказал «опе».
Сначала нам принесли два разных салата в плошках. «И это всё? – подумали мы. – Негусто». Потом нам принесли кастрюльки с густыми супами, блюдечки с оливками – зелёными и чёрными, потом – две тарелки с разными видами рыбы, копчёные колбаски, овощные рагу, запечённое в тесто мясо и снова рыбу, тарелочки с зеленью и чем-то совсем непонятным, большую миску с тёплым ещё хлебом и булочками. Мы с тревогой оглядывали всё это обилие, а тарелки нам всё несли и несли, пока на столе больше не осталось места. Оказывается, мезе – это комплекс, состоящий из двадцати, а то и из тридцати разных национальных блюд. Вот тогда я вспомнил усмешку Кости.
– И что мы со всем этим будем делать? – с ужасом спросила Люся.
– Ничего страшного, – ответил я, – они нам всё это упакуют, и мы понесём домой.
– А разве так можно? Это же неудобно.
– Ничего неудобного. Сейчас ты сама увидишь.
Я подозвал официанта и попросил упаковать и увязать