Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2 - Альманах Российский колокол

Английская пара уставилась на нас, и, чтобы избежать очередного ирландско-британского конфликта, я подлил в бокал моему собеседнику «Афродиты».

– Простите меня, – сменил я тему разговора, – а почему вы один? Вы женаты?

Скорбь и тоска вернулись в его глаза.

– Моя жена – алкоголичка, – доверительно, как близкому другу, сообщил он. – Она вот такая толстая, – он убедительно показал, – и я не могу ездить с ней за границу…

Я почувствовал, что ещё бокал «Коммандарии» – и безутешные ирландские слёзы прольются на мою грудь, и ещё раз сменил предмет нашей задушевной беседы.

– Позвольте мне представить мою жену… – Я оглянулся и не нашёл Люсю рядом. Она пересела в компанию американских бабушек и оживлённо беседовала с ними на международном языке жестов.

Вдохновлённые пополнением рядов американки стали красноречивыми знаками показывать официантам, что бутылки пусты и нужно бы добавить, но те засмущались, посовещались меж собой на своём птичьем языке и послали за руководством. Скоро пришла наш гид и на хорошем английском очень твёрдо произнесла, что, к сожалению, это невозможно, мы и так превысили лимит…

– Но если вам так понравились наши вина и напитки, то вы можете последовать за мной в наш магазин. Там наша продукция продаётся без торговой наценки, очень дёшево и её большой выбор.

Устоять не смог никто. Кроме англичан, удалившихся с надменно поднятыми подбородками. Покупали все помногу, и, чтобы не ударить в грязь лицом перед просвещённой Европой и Америкой, мы с Люсей затарились по полной программе. Люсю ограничивала только моя способность переносить тяжести в двух руках. Конечно, несколько бутылок «Коммандарии», конечно, «Афродита», конечно, бренди «Пять королей». Такие яркие этикетки! Такие волнующе-романтические названия. И так много у нас друзей в Москве, которых нужно будет угостить.

На выходе из магазина Люсю ждали обретённые американские подруги. Было трогательное прощание, и Люся учила их, что по православному канону нужно целоваться не по два, а по три раза.

* * *

Шли последние дни августа, через неделю начинался школьный учебный год. Пора уезжать домой, в Минск. Дедушка с бабушкой уехали, оставив здоровенную кучу щебня для дорожек в саду. Машина привезла щебёнку только вечером в воскресенье. Утром в понедельник соседи не поверили своим глазам. Два наших внука, которые отдыхали на даче уже пятое лето, вместо того чтобы гонять на велосипеде и вообще оторваться напоследок, взялись за лопаты и тачку и стали растаскивать щебёнку. Собралось и мелкое поголовье и недоверчиво уставилось на необычное зрелище. Вадька с соседней улицы робко попытался вмешаться: «Антон, а Антон! Давай на велосипеде…» Но Антоша только отмахнулся. И тут сработал эффект Тома Сойера: если Антон с Вовой так усердно занимаются этой, казалось бы, скучной работой, то в этом что-то есть! Мальчишки ринулись по домам, несли лопаты, лопатки и вёдра. Даже трёхлетняя внучка Анны Сергеевны прибежала за детским ведёрком и совочком: «Бабушка, там Антон…» К обеду работа была закончена, и Антон на кухне организовал каждому участнику по стаканчику горячей китайской лапши.

А рабочий порыв внуков объяснялся очень просто и прозаично. Бабушка Люся пообещала тридцать долларов на покупку крайне нужной им приставки к домашнему компьютеру, если щебёнка будет на дорожках.

* * *

Слева по берегу, на естественном склоне античного городища, амфитеатром обращённого к морю, были устроены сиденья, каменные и деревянные, а ниже, на самом берегу, – круглая площадка сцены. Именно там и должен был состояться концерт. Это традиция. В Лимасоле есть музыкальный и танцевальный народный коллектив, и регулярные бесплатные концерты для них – обычное, нормальное дело. Бескорыстное служение Мельпомене. К двум часам все места были заняты, а те, кому не досталось мест, стояли и просто полулежали на пляжных подстилках. Вскоре подъехал автобус, высыпали артисты, и действо началось.

Звучный баритон с лёгкой хрипотцой вполголоса начал рассказывать о чём-то задушевном. Гибкую незнакомую мелодию вели оркестранты с бузуки, похожими на мандолины, им вторили дудки, похожие на кларнеты, и чёткий такт негромко вели маленькие длинные барабанчики. Баритон умолк на низкой ноте, и вступил хор. Голоса звучали тревожно, они переговаривались, гортанно перекликались. Снова зазвучал голос певца, он окреп, в нём появилась надежда. На этот раз хористы ответили ему гневно и воинственно. Шёл диалог: вопрос – ответ – и снова вопрос. С каждым новым вступлением баритон звучал всё громче, он торжествовал, поднимаясь в высоких нотах, и всё более торжествующе вторил ему хор. Песня оборвалась на высокой ноте, и наступила тишина, наполненная негромким шелестом морских волн. Потом на сцену вышла немолодая певица. Её голос, гибкий, странно переливчатый, с горловыми пассажами, жаловался на одиночество, молил о помощи. Как птица над морем, он взмывал на высоких нотах и опускался вниз. И вдруг негромко, будто издалека, ей ответил голос певца. Они словно шли навстречу, поддерживая друг друга и наполняясь радостью встречи.

Мы аплодировали восторженно, но артисты словно не замечали своих слушателей. Они не объявляли следующий номер и не раскланивались на наши овации.

Они служили Мельпомене, античной покровительнице искусств и матери всех муз.

Певцов сменяли танцоры. Крестьяне и крестьянки в ярких нарядах весело кружились в обаятельно-наивных сельских танцах. Это был удивительный праздник музыки и танца, где декорациями служили море и небо, одинаково голубые, сливавшиеся далеко-далеко на горизонте. И вдруг… пронзительно-резко засвистели, запели дудки и флейты, сухую чёткую дробь рассыпали боевые барабаны, и на сцену вышли четверо. Они были одеты, по нашим представлениям, комично. Короткие белые плиссированные балетные юбочки, белые панталоны, переходящие в белые же чулки. На ногах – туфли с загнутыми вверх носками, украшенные крупными шутовскими белыми помпонами. На белые рубашки наброшены чёрные короткие безрукавки; чёрные чепцы над молодыми усатыми лицами. Они положили руки друг другу на плечи и пустились в огненную пляску. Они подпрыгивали на месте и выделывали ногами балетные па. Это показалось бы смешным, если бы не жгучая энергия танцоров. Это была пляска воинов. Они вернулись с поля боя, где победили всех своих врагов, и вот теперь плечом к плечу радостно праздновали победу. Мы вскочили на ноги и хлопали в ритм танца.

Пляска закончилась, и танцоры поклонились нам в благодарность за участие в этом торжестве. Потом все они быстро и ловко погрузились в автобус и уехали, а мы долго не могли разойтись, вновь и вновь восхищаясь увиденным и услышанным, таким экзотичным, таким непохожим на наши прежние впечатления.

* *