Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2018 - Коллектив авторов

где вещи сущие теряют милый смысл,

которого и не было у них меж в детство

отлетевшею Уфой и в юность

заплутавшим Ленинградом.

«Отмотай меня назад, неразмененное время…»

Отмотай меня назад, неразмененное время,

целлулоидную ленту снов вселенских открути

до слипающихся кадров заэкранной белизны,

где влетает паровоз на всех парах в немые

залы, где бьёт макака кокос о камень и

обратным раствореньем продолжается душа

за воронкой полуснов, где города седого

детства уже в упор нас не узнают, хоть те же

полоумные на скошенных углах в пустых

объятьях одиночеств сосут бессмертья

леденец, где всё сошло и все прошли, и даже

память крылом надломленным под утро

не бьёт в забитое окно. Неприкаянное время,

промотай меня назад – к драгоценностям

дороги и к небренностям весны, где на

росстанях разлук и в преддверьях встреч

обратных мы вслепую мямлим «мама» и

в начале безначальном, и в нечаемом конце.

Поздний портрет (Емельяну Маркову)

Мир лишь луч от лика друга, всё иное тень его!

Гумилёв

Пролески взгляда и ущелья разверстые души,

и бережны молчания меж слов, толкающих

к заветному обрыву. Ты не моя, но всё-таки

беда, ты не про то, но всё-таки надежда, и пусть

возлюбят где-то там не так, потому что не знаешь,

как хочешь, и пусть молитвы навсегда темны и

одиноки, ты не поверишь брату никогда и никогда

его ты не попросишь. Под языческой гривой

ковыльной пролески взгляда и холмы отгаданных

желаний, ты пишешь чью-то небыль о себе

и никогда её не дочитаешь.

Годовщина

Ни о Мишке, ни о книжке, ни о стрижке полубокс,

ни о маминой машинке, отстрочившей вечный срок,

ни о мыле земляничном, ни о смывшихся картинках

из журнала «Огонёк», ни о Ленине в Разливе,

ни о Сталине в Кремле, ни о бабушкином ситце,

ни о папиной лыжне, ни о Герман, ни о Мондрус

в ободзинских облаках, ни о вафельке «Снежинка»,

ни о слизи «Геркулес», ни о голосе Америк,

заглушающем «Маяк», ни о родине почившей и

пропитой на ура,

в сорок лет эмигрантского срока ни об этом, ни о том

и ни-ни обо мне, обомлевшем по весне обетованной

в бездыханности павловских троп, о троллейбусной

баранке и сержантском котелке, о тебе и зиме

чужестранной за смыканьем безлюбых дорог —

ни о Мишке, ни о шишке в новогодних шеншелях,

ни о слопанной коврижке, пережившей божий срок:

подгорела наша каша, и сбежало молоко, чтоб

уже ни о чём не жалел я и жалел чтоб

почти обо всём.

Благость

Благость незнания, радость разлуки,

солнце кромешного тла упования,

младость старения, нега борений,

пена безводных зыбей поминания,

небо терпения, прорва парений,

и за плечом наречённых возвратов

блоковских лётов радость-страданье,

розовый крест голубого розария,

сладость бескрылого сна прозябаний,

сорванный тын соловьиного сада,

где пасутся в тени иножители,

где обретаются недоземляне.

Стихотворения

Лада Пузыревская

Родилась в Новосибирске, в семье поэтов – может быть, именно поэтому стихи писала всегда. Автор трех поэтических сборников. Лауреат Григорьевской (Санкт-Петербург, 2016 г.) премии, нескольких сетевых конкурсов.

Стихи печатались в журналах «Сибирские огни», «Нева», «Новосибирск», «Дети Ра», в «Литературной газете», «Петербургской газете», «Камертоне» (Иерусалим) и др., в бумажных и сетевых сборниках и альманах.

так и ты

Просветлеешь лицом к лицу,

но с того не легче —

за оконным стеклом завис горизонт на вырост,

И ржавеет ландшафт, и время совсем не лечит

этой осени стойкий ласковый нежный вирус.

Посмотри, облака косяком подались на нерест,

оставляя чешуйки снов в семицветных хордах,

и полынь не звезда,

и на мёд извели весь вереск —

бабье лето, хмельная песня на трех аккордах.

Пламя синих ночей изошло на трескучий лепет,

поревёшь у реки – ни жива, ни мертва водица.

Это осень бесстыдно горбатого снова лепит

то ли бога нам —

кто же станет с таким водиться?..

Так и ты мне ни в жизнь

ни одной не простишь измены,

оставляя столбом соляным, старожилом чащи,

иступлённой иглой, умыкающей свет из вены,

слепорожденным вещим сном

в пустоте урчащей.

Пусть на время, но время свертывания короче.

Я не спорю, что ты любил меня крепче, Отче,

но я тебя – чаще.

оцифровка

Не сметь оглянуться. Предательски жёлтым

штрихует внезапно ржавеющий август

пустые дороги, которыми шёл ты,

где солнце и ветер, и шелест дубрав густ.

Мечтать, но не верить в заветное завтра —

теперь уж на той стороне ойкумены,

где первое слово баюкает Автор,

где, все ещё живы, себе на уме мы

Рискнули проснуться с косыми лучами,

махали руками последнему стерху —

ах, как мы в хрустальное небо стучали!..

Кто снизу, кто сверху.

В ответ – только эха бескрайние мили:

мол, вон покатилась звезда на тавро вам.

Не плачь, моя радость, о тающем мире —

он весь оцифрован.

Потерянный пиксель, птенец оригами,

хрустящие крылья с годами – как ветошь,

остывшую землю босыми ногами

всё вертишь и вертишь.

Поворот на закат

Андрею Ширяеву

Там, где кажется – можно ещё наугад выбирать

то ли правильный ход, то ли выход,

но времени нет уж

ни стремительно выжить, ни медленно не умирать,

греет только надежда на слова последнего ретушь.