Альманах «Российский колокол» №3 2024 - Альманах Российский колокол
Байсарин чуть помолчал, обдумывая слова Воронова, затем задал вопрос, который был на данное время актуальнее для него:
– Александр Викторович, я понимаю глубину и мудрость приведённого тобой высказывания. Но сейчас меня волнует вот что: если не приживётся кожа к ране, что будем делать?
– Халимыч, об этом можешь не беспокоиться обязательно приживётся! Это же твоя кожа.
– Если это правда, твоими устами да мёд пить, Викторыч!
– Даже не думай об этом, стопроцентно приживётся!
– А ведь уже начинает болеть…
– Сейчас только сигнал подаёт. Вот вечерком будет настоящая боль… Нога толком не будет работать, на ягодице нет кожи. Ни ходить, ни сидеть не сможешь несколько дней. Только лежи и терпи… Советую не ругаться попусту, меня всё равно не будет: беру на два дня отгул. Медсестру тоже не брани. Анна будет делать перевязку, и она не при чём. Ничего не поделаешь, таковы лечебная технология и методика. Предупреждаю, болеть будет трое суток. Зато потом будет хорошо: сможешь от души плясать.
Хирург Воронов, похоже, специально отвлекал его весёлой беседой: пока разговаривали, Галим не заметил, как уснул, а проснулся только после завершения операции.
Наверное, нет нужды описывать, как болит глубокая рана от скальпеля. Поверхностные порезы ножом или другими предметами – сущая ерунда по сравнению с надрезом, сделанным острейшим скальпелем. Потому что этим специальным инструментом кожа режется насквозь. После операций, сделанных с применением скальпеля, да и после установки аппарата Илизарова больным положены четыре укола «Промедола» или морфия в сутки в течение трёх дней. Но на дворе середина девяностых годов двадцатого века, и по причине экономического кризиса в больницах страны острая нехватка этих наркотических препаратов. Лекарства попроще, типа анальгина и баралгина, не могут унять боли после операций.
Что поделаешь, приходилось потерпеть Галиму Байсарину, крепко сжав зубы, вполголоса матюгаясь в адрес хирурга Воронова…
Каждодневные перевязки тоже причиняли неописуемую боль.
На третий день в палате появился довольно улыбающийся хирург Воронов:
– Доброе утро, Халимыч! Как самочувствие?
– Спасибо, дорогой доктор. Чувствую себя как узник Бухенвальда, у которого заживо сняли кожу!..
– Ха-ха-ха! Впервые слышу такой перл, надо записать в блокнотик на память.
– Пишите-пишите, товарищ хирург, может, потомки когда-нибудь прочитают и прослезятся.
– А мне сказали, что новая кожа отлично прижилась к ране!
– Правда? – радостно воскликнул Байсарин. – Это другое дело!
– Давай-ка посмотрим. – Воронов сам размотал бинты и внимательно стал рассматривать многострадальную конечность Галима. – Очень хорошо! Пересаженная кожа прекрасно прижилась! Во время отгула я ездил в Уфу, к заведующему лабораторией центральной республиканской больницы, который два года назад обращался к нам за помощью. Он проводит опыты по разработке препарата, не вызывающего аллергическую реакцию при лечении проблемных ран. Он передал тебе большой привет и пол-литровую бутылочку препарата собственного изготовления. Если помнишь, во время работы заместителем главы администрации ты тоже оказал ему содействие. Он показал мне твою визитку. Как говорится, мир тесен. Да и республика небольшая. Все мы взаимосвязаны невидимыми нитями.
Закончив осмотр, Воронов остался доволен и продолжил:
– Вечером отпускаю тебя домой, а через три дня поедешь в Уфу, к травматологу Ильдару Рифкатову. Вот тебе направление и поллитровка новейшего препарата для обработки раны. Водитель больницы подбросит тебя до дома. Так что счастливо съездить в Уфу, друг мой любезный!
– Спасибо огромное, дорогой Викторыч! – поблагодарил хирурга Байсарин и мысленно обругал себя: «Человек взял отгул и ради меня ездил в Уфу, нашёл учёного, разработчика новейшего лечебного препарата, а я материл его из-за боли…»
17
Скоро настал январь. Земля уже давно покрылась белыми снегами и будто уснула. Галим Байсарин лечился в столичной больнице. Для тренировки ноги он каждый день обходил всю больницу и уже в подробностях знал все закоулки этого лечебного учреждения, а также помнил наизусть количество ступенек на лестницах. Ежедневно многократно поднимаясь и спускаясь по ним, Байсарин не только тренировал ногу, но и восстанавливал память, ухудшившуюся от наркозов. А в качестве анестезии в те кризисные годы врачи вынуждены были вводить больным низкокачественные препараты, вредные для здоровья, так как хорошие лекарства были недоступны.
Травматолог Рифкатов, убедившись в эффективности того новейшего препарата, жидкости молочного цвета, который отправил ему Воронов через Байсарина, безотлагательно познакомился с тем заведующим лабораторией. Рифкатов стал применять новое лекарство на постоянной основе и по просьбе учёного записывать результаты в специальный журнал.
Когда нога Галима Байсарина пошла на поправку, травматолог Рифкатов сказал ему:
– Халимыч, хватит тебе прохлаждаться тут, завтра поедешь домой, я попросил своего друга отвезти тебя на машине. Тем более что Воронов соскучился по тебе, вчера звонил мне, интересовался твоими делами.
– Ах, этот Воронов, он уже стал сниться мне с огромным шприцем в руках, как санитар из фильма «Кавказская пленница»! – радостно воскликнул Галим, так как был очень доволен новым известием.
– Он ещё надоест тебе. Через недельку пусть снимет с тебя аппарат Илизарова и отправит мне. К нам поступил больной со сложным переломом. Он тоже бывший начальник, как и ты. Но от тебя разительно отличается – ноет постоянно. И жена его тоже всё время плачется и жалуется, в отличие от твоей супруги. Я, конечно, поставлю ему аппарат, но сильно сомневаюсь, что поможет… Кстати, этот больной – твой земляк.
Байсарин уже интуитивно догадался, о ком идёт речь, но всё же спросил:
– А как его фамилия?
– Кинзябаев Васим Сатлыкович, в Уфе занимал солидную руководящую должность.
– А-а, знаю я его, – ограничился несколькими словами Галим, а сам очень удивился: вот кто будет носить двенадцатикилограммовый аппарат Илизарова после него!..
18
Когда по пути домой доехали до родного района, сердце Байсарина сжалось от жалости: кругом сразу бросались в глаза разруха и запустение. Машинно-тракторные мастерские полностью остались без техники – всю технику скопом, даже исправную, сдали на металлолом. На дверях пустых складов висели большие амбарные замки. Молочно-товарные фермы остались без поголовья скота. Дороги были в ямах и не чищены от снега.
Как позже стало известно, десять крупных хозяйств района со всем имуществом с подачи главы-танцора Васима Кинзябаева по прозвищу Шакал Табаки были объявлены банкротами, жульнически оценены всего в тридцать один миллион рублей, а затем их имущество перекочевало в сельхозкооператив его друга и делового партнёра Яльчигулова. Даже представить себе трудно: несколько поколений колхозников в течение семидесяти лет трудились на колхоз без выходных дней и отпусков, приумножали общее богатство. А в начале девяностых годов всё это имущество – фермы, здания, склады, зернотоки, поголовье скота, машины, комбайны и трактора – оценили всего в три миллиона рублей. Одно хозяйство одним махом прибрали к рукам, затем развеяли по ветру какие-то ловкачи! Как рассказывали Байсарину, особенно трудно было видеть, когда отправляли на мясокомбинат жалобно мычавших стельных бурёнок.
Глава-танцор Кинзябаев Васим Шакал Табаки, перед тем как с помощью взятки пошёл на повышение в Уфу, сумел посадить на должность хозяина района своего холуя-подхалима, такого же, как сам, проходимца и жулика, Лемура Апкелеева по прозвищу Маймул. Полуграмотные родители одарили своего сына красивым, по их разумению, именем Лемур, не подозревая, что это слово – название вида мелких обезьян. Конечно же, нашёлся человек, который сказал, что его имя, Лемур, гордо носит не только он, Апкелеев, а целое семейство мелких, но пронырливых обезьян. Вот и прицепилось тогда сразу же к Лемуру Апкелееву не очень благозвучное прозвище Маймул, что в переводе с башкирского языка означает «обезьяна». Но они не ошиблись, назвав так сына: их отпрыск вполне оправдал своё имя – с воодушевлением продолжил чёрную миссию разорения вверенного ему района.
– Ага, мой друг, явился, не запылился! Наверное, успел надоесть Рифкатову со своей капризной конечностью – стальной-костяной ногой, – встретил его хирург Воронов шуточками. – Выглядишь хорошо – хвалю! А теперь пойдём в операционную!
– Викторыч, вроде бы ты вполне приличный человек на первый взгляд! Но как только видишь меня – сразу ташищь в операционную! Что за привычка? Хоть бы сначала чаю предложил… –
