Российский колокол № 1–2 (34) 2022 - Коллектив авторов

Тамара услышала в больнице, что в центральном подкупольном зале есть храм, хотела зайти в него, но ее позвали на процедуры. Она дала себе обещание – зайти вечером. И снова ее осматривали и ощупывали – то справа, то слева, кивали, переглядывались, успокаивали стандартными словами и уходили. Назначили какие-то препараты: в обед медсестра принесла белые шарики таблеток. Еще Тамара услышала, что одну из соседок лечат пиявками и будто бы ставят их прямо туда, внутрь.

– Вот чудеса-то, – подивилась про себя Тамара.

Она, разумеется, никогда не слышала о сочинении Иеронима Нигрисоли.

Очень хотелось пить, и она решилась позвать сестру милосердия:

– Пожалуйста, не могли бы вы дать мне воды?

– Да, сейчас принесу.

Та вернулась с большой белой чашкой, на которой был изображен лохматый щенок. Одно его ухо свешивалось набок, другое стояло торчком, и весь его вид словно показывал: меня не проведете!

Сестра тут же вышла. Тамара выпила воду и поставила чашку на тумбочку возле кровати.

Лежать было скучно, но в тихий час выйти было невозможно. В палате не оказалось ни одной книги. Дома она недавно читала стихотворения Тредиаковского, сейчас отчего-то припомнились строчки из басенки, где пастушка сначала была расположена к своему юному другу, а затем внезапно охладела:

…Но тщетно думал он ее склонить,

И лишь в слезах пришлося повторить

Присловие, что оказалось гоже:

«Как день со днем бывают непохожи».

«Последние строки очень верны, – подумала Тамара. – Неважно, к любви их относить или к жизни вообще. Вот, например, я, – она посмотрела за окно, – еще вчера была дома, с мужем, а сегодня лежу в палате, ничего толком не понимая. Возможно, я серьезно больна, супруг мой, как та пастушка, охладеет ко мне во время болезни, а потом кинет горсть земли на мою могилу и женится снова. В последнее время и так участились ссоры между нами. Алексей лишь делает вид, что успокаивает меня, но я знаю, что он всегда хотел сына». Предательские слезы потекли по ее щекам. Она уткнулась в подушку, чтобы не разбудить соседок. «А что, если и вправду моя болезнь очень серьезна, и я скоро не смогу встать с постели? – Тамару охватила паника. – Тогда… тогда, если узнаю страшный диагноз, я брошусь в реку… Это лучше, чем быть больной, бездетной и ненужной. Лучше умереть!»

Сразу после окончания тихого часа она тихонько выскользнула из палаты и отправилась в церковь Святого благоверного царевича Димитрия. Там царил полумрак и не было никого, кроме старушки, продающей свечи. Тамара взяла две: одну поставила за упокой своей рано почившей матери, а вторую – Богородице, попросив помощи во здравии. Она встала на колени и стала молиться о том, чтобы излечить недуги и вернуться в свой дом, а если не суждено ей стать хорошей женой и матерью, то пусть Бог примет ее в свои чертоги. Она тихо шептала слова молитвы, когда сбоку послышались тихие шаги, и в боковом проеме появилась женщина. Она была очень бледна, на лице выделялись большие карие глаза и черные дуги бровей. Незнакомка молча приблизилась, встала рядом перед иконой.

– Тебе страшно? – спросила незнакомка низким грудным голосом.

– Простите? – Тамара подняла глаза и заметила на ее шее нитку крупных жемчужин.

– Тебе страшно умереть.

– Никому не хочется умирать, – уверенно ответила девушка.

– Но ты же думала об этом совсем недавно – о том, чтобы убить себя.

– Откуда вы знаете? – Тамаре стало жутко.

Незнакомка обошла вокруг нее и сказала:

– Я знаю. Я болела всю свою жизнь, но ни разу мне не пришла в голову мысль броситься с моста в реку.

– Но вы выглядите совсем неплохо, разве что бледны.

– О да, – женщина засмеялась, и смех ее зазвенел в уголках небольшого храма, – теперь я выгляжу «неплохо». Но Дмитрий, – она сразу стала серьезной, – он любил меня даже больной, даже зная, что я не смогу подарить ему наследников.

– У вас нет детей? Как это печально. Я замужем уже четыре года, и у меня тоже нет детей. Я опасаюсь, что со мной что-то не так.

– Выбрось мысли о смерти. Ты не умрешь. По крайней мере, не сейчас. Ты поправишься, уедешь домой. У тебя будет сын, а потом дочь.

– Откуда… – Тамара не успела договорить, незнакомка вдруг исчезла, словно растаяла в воздухе. И зазвучала музыка, красивая и грустная, и это был клавесин, Тамара сразу его узнала: на нем в молодости играла ее мать. Музыка взлетала к куполу церкви и спадала к ее ногам, обволакивала иконы, высветляла полумрак углов, она трогала внутри что-то живое, и ему, живому, от этого прикосновения становилось больно и радостно одновременно.

В храм вошла женщина, одна из пациенток больницы.

– Вы слышите эту музыку? – обратилась к ней Тамара.

– Нет, ничего не слышу, деточка, – удивленно откликнулась больная. – Это же церковь, здесь тихо.

Тамара быстро прошла мимо нее, пробежала по коридору, вошла в палату. Оказывается, ее уже искали врачи, чтобы сказать, что завтра ее выпишут.

Дальше, за краем больничной ограды, – зелень Нескучного сада, и когда наступает осень, ближайшая его часть – пятачок за стоянкой – сплошь усыпана рыжими кленовыми листьями, сначала собираешь их для гербария, потом начинаешь думать, а хватит ли твоей библиотеки, чтобы все их высушить, и начинаешь просто бросать эти огненные охапки вверх, и снова удивляешься природе-шалунье, которая так все раскрасила, рассыпала, высветила солнечными бликами.

Анастасия Чернова

Родилась в Москве, окончила Литературный институт им. М. Горького и аспирантуру при Московском педагогическом государственном университете.

Кандидат филологических наук, член Союза писателей России. Прозаик, литературовед, публицист, исследователь фольклора и творчества Николая Рубцова. Автор книг: «Самолет пролетел: рассказы и повесть» (2012), «Ветер с пыльных дорог: рассказы и повести» (2017), «Долина детства. Лирика Николая Рубцова: национальные образы и символы вечности» (2018).

Лауреат международных и российских литературных премий. Преподает литературу в московских вузах. Награждена медалями преподобного Епифания Премудрого и «Николай Рубцов».

Черная роза

За окном было еще пасмурно и по-особому, как бывает только ранним утром ноября, уныло, но в бледно-серой дымке, среди магазинов и старых пятиэтажек, горели фонари. Скромное чудо соединялось с обыденностью, с громоздким и трудным движением дней, похожих на мутную реку Миссисипи, – хотя в Северной Америке заслуженный профессор философии Андрей Петрович Кратов так и не побывал, это сравнение ему нравилось своей причудливой необязательностью и беспечным южным