Пария - Энтони Райан
Впрочем, с тех пор я уже смирился с тем, что не страх перед просящими вынудил меня стоять на предписанном расстоянии позади Брюера, сжав секач, готовый к бою, и глядя в глаза боевому коню, мчавшемуся в мою сторону. Я остался потому, что они, их капитан и друзья, с которыми я стоял, умудрились превратить меня в солдата. В тот миг я не мог сбежать, как мать не может убежать от ребёнка в опасности.
Острие атаки рыцарей ударило по ближайшей к реке части нашего отряда. Место было выбрано тщательно, чтобы рассечь наши ряды и развернуть весь фланг армии. И хотя я ожидал, что под ударом шеренги разбегутся, но, как и обещала Офила, в последний миг передние кони отпрянули от частокола пик.
Раздались крики и перепуганное ржание – это наконечники копий пронзили шеи и плечи лошадей. Один конь встал на дыбы, сбросил всадника на землю, а потом упал, дёргая ногами. Я увидел, как рыцарь бросил копьё и поднялся на ноги, двигаясь с удивительной скоростью, несмотря на все доспехи. Он почти вытащил меч и сделал шаг в нашу сторону, а потом резко застыл, когда арбалетный болт пробил кольчугу, закрывавшую щель между шлемом и горжетом. И если уж это не решило его судьбу, то копыта коня, промчавшегося следом, наверняка довершили дело.
К несчастью, у этого коня плечи и шея были закрыты толстой стёганой тканью. Инстинктивный страх перед пиками заставил его замедлиться возле нашей линии, но конь быстро воспрял от понуканий седока – крупного рыцаря, закованного в покрытые красной эмалью доспехи, в шлеме, увенчанном грифоном. Примечательно, что строй устоял, когда конь в него врезался, хотя и успел затоптать трёх пикинеров, пока его не свалили наземь безумно рубящие и колющие секачи и залп арбалетных болтов.
И снова рыцарь попытался сражаться – с трудом поднялся на ноги, и размахивал булавой, пока Офила не бросилась в зазор, созданный им в первой шеренге. Двигаясь с бычьей скоростью и яростью, она низко пригнулась и ударила плечом в кирасу булавоносца. Силы хватило, чтобы сбить противника с ног, а его попытка отразить рукоятью булавы удар секиры сверху вышла слишком слабой. Огромное лезвие пробило забрало, скрывавшее его лицо, породив краткий, но зрелищный фонтанчик крови.
– Сомкнуть ряды, тупицы! – прорычала она, поставив ногу на голову рыцарю, чтобы высвободить секиру.
Мы бросились выполнять приказ, и тут на нас напал очередной рыцарь, на высоком чёрном коне и в доспехах, выкрашенных под стать скакуну. Возвышаясь над нами, он напоминал ожившую обсидиановую статую. Его копьё опустилось и пронзило грудь невезучего алебардщика в нескольких футах справа от меня. Наконечник застрял в рёбрах, и, прежде чем рыцарь смог его вытащить, Офила разрубила древко секирой. Брюер метнулся к просящей и ткнул пикой коню в рот – ещё один ценный трюк, который она вколотила в нас, ведь мало какая лошадь сможет перенести ранение пасти. От оскаленных зубов животного полетели брызги крови и слюны, и оно повернулось, лягаясь задними копытами. Я увидел, как ещё один пикинер упал замертво, когда железная подкова расколола его голову, но паника коня не позволила всаднику – как и другим рыцарям, уже толпившимся на участке перед нами – воспользоваться возникшим зазором.
Из-за забрала рыцаря в чёрных доспехах донеслись приглушённые ругательства – он пытался обуздать своего коня и в то же время рубить мечом наши ряды. Слева и справа его товарищи под градом арбалетных стрел и яростными ударами пик старались увести остановившихся лошадей. Брюер заметил дыру в стёганой защите взбесившегося коня и не преминул вонзить пику в бок животного. Конь закричал и встал на дыбы, а потом рухнул, сломав пику Брюера и выбросив всадника на нашу первую шеренгу.
– Затаскивайте его! – крикнула Офила, а мы с другим алебардщиком наклонились и схватили рыцаря за край шлема. Как только его поножи миновали вторую шеренгу, кинжальщики бросились на него, словно волки на хромого оленя. Из-за забрала донеслись крики – узкие лезвия проникали в каждую щель доспехов. Рыцарь, лишившийся меча, крутился и бил своих мучителей, только безрезультатно. Эта борьба закончилась, когда Тория вставила длинный кинжал в прорезь его забрала и держала так, а её жилистый товарищ колотил молотком по навершию, пока рукоять не дошла до стали.
Я отвёл взгляд от этого скверного зрелища и увидел, что рыцари утратили всю скорость и растянулись вдоль наших рядов. Насколько мне было видно, им оставалось только рубить по частоколу пик булавами и мечами. Просящие продолжали методично стрелять в рыцарей из арбалетов, целясь не во всадников, а в лошадей. Уже пало ещё полдюжины, а другие кони пятились, протестующе ржали от боли, и я заметил, что расстояние между этими аристократами и нашей несломленной ротой начало увеличиваться.
«Они боятся», понял я, и от удивления с губ сорвался смех. Полуобученная кучка худших злодеев в всём Альбермайне научила бояться этих благородных предателей. Это был неожиданно приятный миг, хотя длился он недолго.
Труба зазвучала сначала тихо, жалобно – почти комичный вой поднялся над грохотом битвы. Однако рыцари Самозванца отлично поняли послание, заключённое в этом звуке. Кто мог легко выбраться из схватки – всего около двух десятков – развернули коней и помчались в сторону правой части нашего строя. Около дюжины завязли в сражении или же слишком боялись поворачиваться спиной в ответ на призыв трубы. Эти задержались и продолжали сражаться, пока их не свалили арбалеты просящих или неумолимые пики.
Когда пал последний из них – и конь и всадник были утыканы несколькими болтами и пронзены множеством пик – мне в полной мере открылась причина внезапного отхода их товарищей: по берегу реки бегом приближалась огромная толпа людей. В их рядах было мало порядка и мало на ком виднелись доспехи. На бегу они беспорядочно бросали кличи и размахивали оружием над головами – в основном косами, вилами и топорами. То были не солдаты, а керлы, и во главе у них ехал человек внушительного вида, но в доспехах без украшений. Поднятое забрало открывало длинное лицо с высокими скулами и изогнутым носом. Вместо оружия он держал знамя – позади его лошади развевался огромный шёлковый квадрат с крылатым золотым змеем Магниса Локлайна, самопровозглашённого короля Альбермайна.
– Нихуя себе! – выдохнула Тория, невозмутимо глядя на быстро приближающуюся толпу и их вожака-узурпатора. – Это и правда он?
