Я тебе изменил. Прости - Инна Инфинити

Зрительно посылаю ему сигнал не делать этого. Но не уверена, что он его понял. Ладно, потом выскажу Тимуру все, что я об этом думаю. Я беру дочь под руку и увожу от айтишника подальше. Вечер в самом разгаре. Гости пьют, едят, смеются, веселятся. А я чувствую усталость. Прилечь бы отдохнуть.

Но еще три часа я выдерживаю. Ноги на шпильках болят и гудят, рот устал разговаривать и улыбаться. В десять вечера я прощаюсь со всеми и вместе с дочкой ухожу в наш гостевой дом. Майя скрывается в своей комнате, а я захожу в спальню для меня и Давида. Я надеюсь, он сам догадается, что в одной постели мы спать не будем, и куда-нибудь уйдет.

Но когда я возвращаюсь в спальню из душа, Давид здесь. Уже разделся по пояс. От удивления я торможу на пороге.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю возмущенно.

— Пришел спать.

Я на мгновение теряю дар речи.

— Я не буду спать с тобой в одной постели, — заявляю после паузы.

— Вера, в доме больше нет спальных мест.

— Меня это не волнует. Значит, иди спать в машину. Или можешь поехать к своей этой.

Замолкаю. Вымолвить ее имя не могу.

Медленным шагом Давид направляется ко мне. Подходит вплотную, обдавая своим мужским запахом. Я инстинктивно вдыхаю поглубже‚ и нервы моментально в оголенные провода превращаются. Давид с голым торсом. Раньше я бы прижалась к нему и стала целовать, но сейчас представляю, как его целовала другая. Боль снова пронзает меня головы до ног.

— Я не собираюсь к ней ездить, и она не моя. Вера, я повторяю еще раз: мне нужна только ты. Я люблю только тебя.

— Почему ты не подумал об этом, когда ложился с ней в постель? — спрашиваю глухо. Голос сел от скопившихся в горле слез.

— Потому что я был сильно пьян и думал только одним местом.

Я до сих пор не могу поверить, что Давид разрушил нашу семью из-за банальной животной похоти. Разве такое возможно? Шестнадцать лет счастливого брака, дочь, общий бизнес — все сломал, потому что просто встал член!?

— Вера, я раскаиваюсь. Я говорил тебе об этом сотню раз и готов повторить еще столько же.

— Ты променял нашу семью на банальный трах по пьяни. Я правильно поняла?

Я все еще не могу поверить, что это так.

— К сожалению, да, — признается с горечью. — Я был пьян. Я совершил ошибку.

Всё. Не могу больше находиться с Давидом в одном помещении. Меня разрывает на части. Я бросаюсь к своему маленькому чемодану и достаю оттуда удобную одежду.

— Что ты делаешь?

Я не отвечаю на вопрос Давида. Скидываю с себя шелковый халат, надеваю джинсы, свитер.

— Вера, куда ты собралась?

— Я больше не останусь с тобой в одной комнате, — рычу и надеваю куртку.

— Вера, успокойся, ночь на улице.

Давид порывается взять меня за руку, но я останавливаю его жестом.

— Не смей прикасаться ко мне. Слышишь? Больше никогда не смей ко мне прикасаться.

— Я не отпущу тебя одну на улицу ночью.

— Если ты будешь меня удерживать, то я прямо сейчас все расскажу Майе. Пускай наконец-то узнает, что на самом деле представляет из себя ее папаша.

Моя последняя угроза имеет эффект. Давид осекается. Пользуясь секундной заминкой, выскакиваю из комнаты. Под дверью Майи горит полоска света, поэтому из дома выхожу тихо.

В ресторане еще продолжается веселье, часть гостей там и спать, по всей видимости, не собирается. Я не хочу никого видеть, поэтому иду к озеру. В лицо дует холодный ветер, но я не чувствую озноба. Наоборот, я киплю и взрываюсь.

Давид и ранее, когда извинялся за измену, говорил, что был пьян, тот секс ничего не значил, это ошибка и так далее. И я вроде как понимала, что это была одноразовая измена. Но сейчас, в полной мере осознав, что Давид похерил всю нашу жизнь из-за банальной животной похоти, просто потому что встал член, а он не смог этому сопротивляться, я хочу кричать и рвать на себе волосы. И ведь член встал не просто на кого-то, а именно на нее. На Зою. От этого боль усиливается в геометрической прогрессии.

Я приваливаюсь спиной к дереву и зажимаю ладонью рот, чтобы в тишине природы не было слышно моего плача. Из ресторана доносятся отголоски громкой музыки, на веранде заведения слышится пьяный смех. Сейчас это походит на веселье во время похорон.

Всё кончено. Жизнь кончена. В понедельник я пойду подавать на развод. Хватит тянуть эту лямку.

— И снова ты портишь свое красивое лицо слезами, — звучит сбоку.

Глава 20. Голая правда

Быстро смахиваю с лица слезы, хотя понимаю: поздно, Тимур уже все увидел и понял.

— Ты следишь за мной?

— Нет.

— Тогда что это за странная случайная встреча?

Он издает смешок.

— Я стоял на веранде ресторана, когда увидел, как ты выскочила из дома и бегом побежала к озеру. Решил подойти, поинтересоваться, не требуется ли тебе помощь.

— Не требуется. Можешь уходить.

Но Тимур никуда уходить не собирается. Он подходит ко мне ближе и опускается одной рукой на дерево возле моей головы.

— А все еще хуже, чем я думал.

— Ты про что?

— Про твою семейную жизнь. Не хочешь рассказать?

Я уже устала пребывать в шоке от бесцеремонности и наглости пацана. Пора воспринимать его поведение как что-то нормальное и само собой разумеющееся.

— Про свою семейную жизнь ничего рассказывать не хочу. Но хочу сказать кое-что другое.

— Что?

— Чтобы ты перестал вешать моей дочке лапшу на уши про свою Америку, — мой голос приобретает воинственные нотки. — Нечего пудрить ребенку мозги и подбивать на отъезд в другую страну. Если ты хочешь сделать для меня что-то хорошее, то лучше расскажи Майе, как в Америке плохо и ужасно.

В ответ на мою резкую бескомпромиссную речь Тимур звонко смеётся.

— Что смешного?

— Ты не сможешь удерживать ребенка возле себя вечно. Однажды настанет день, когда она захочет жить своей жизнью, а не твоей.

— Тебя это не касается. Я требую, чтобы ты перестал пудрить моей дочери мозги своей Америкой. Я понятно изъяснилась?

— Твоя дочь задала мне вопросы, а