Крысолов - Мара Вересень
– Я…
– Ты ребенок. Ты запутался, а я не заметила вовремя. Я виновата перед тобой.
– Мама…
– Да, малыш?
– Я все правила нарушил. Совсем все. Я негодный сын. Я исправлюсь. Не плачь. Только не плачь. Мам…
– Мм?
– А можно мне чай?
– Можно.
– Мам…
– Что?
– Не купай меня больше. Я сам. Ладно?
– Угу.
– Мама! Ты плачешь? – вскинулся он.
– Нет, – Анар дернула плечами, смех облегчения, немного нервный, но счастливый все равно вырвался, – не плачу. Ты годный сын. Можно чай. И купать не буду. Сам купайся. И на кухню тогда тоже сам иди. Брысь с коленок.
Свет горел в кухне до утра. Было это, наверное, неправильно, ведь ночью правильным детям в правильных семьях полагается спать, а не устраивать с матерью чайный прием с дегустацией всех имеющихся сборов и проверкой, из какой кружки вкуснее пить. Но вкуснее вышло с медом. Тем, что еще ир Комыш приносил. Анар как чувствовала, припрятала глиняный горшочек. А кружка любая годилась.
Только это в правильных семьях. А в неправильных происходит именно так, как произошло. Главное ведь не правила, а то что есть кто-то, с кем можно всю ночь жечь на кухне свет.
Когда желтый прямоугольник, который падал от кухонного окна на часть двора и щекотал основание ограды, выцвел с приходом утра, у калитки появились гости.
– Мама, – сжался в комок Вейн. – Мама, кто там?
– Это ко мне, солнышко. Наверное, заболел кто-то.
– Или их нашли, – выцветая прямо на глазах прошептал Вейн.
– Мне все равно нужно пойти. Я постараюсь недолго.
Анар обняла сына. Дождалась, пока его сердце перестанет громыхать сильнее, чем ее собственное, подхватила рабочую сумку, серую шаль от знобкого утреннего воздуха и вышла к просителям, среди которых был страж со значком надзора на куртке.
Кроме стража, коренастого ира Зива, и ири Алишиной, правой руки ирьи Богор, был наставник Азлум, Ривен Азлум, или просто Ривен, или Рив, или… Странно, что именно сейчас Анар вздумалось припоминать все прозвища своего время от времени любовника, и как занятно он вздергивал голову, когда доходил до пика. Анар смотрела, как бьется в этот момент на его шее горячая жилка и какая эта шея голая и открытая и тут же доходила до пика сама, неизменно прикусывая Рива за кожу. Над жилкой, чтобы ощутить под языком вибрацию жизни. Никакой привязанности. Просто немного тепла и влечение тела. Ей нравился его запах. Он был почти идеальным донором для нее. Всего-то.
– Кто-то заболел? – спросила Анар.
– Кто-то умер, – нервно дернул кадыком Ривен и заслужил уничижительный взгляд Литы.
Ид-Ирей община небольшая, все про всех всё знают и даже не особенно таятся, что знают. Странно, что не Лита говорит, а Зив. Должна бы она.
– Вчера потерялись дети. Не вернулись домой. Их искали и нашли утром на спуске к лавандовой долине, – Лита Алишина все же заговорила.
– Вы нужны, хладна Анар, чтобы конста… кон… чтобы смерть подтвердить, – щетина на бледном лице рыжего Зива проступала ярко, а веснушки наоборот, поблекли. – Послали в Верхний за дознавателем, некромантом и целителем, но для протокола нужно чтобы свой тоже осмотрел, а у ири Валы квалификация не та, да и… Гриз, один из ребят, что… ее старший.
Анар прервала неуверенную речь кивком. Плотно прикрыла калитку. Посмотрела во двор. Все по-прежнему было не так, как было на самом деле, а дом выглядел точно таким, каким она его описывала Вейну. Никакого теплого света из окна кухни. Вообще никакого света. Зачем? Вампиры прекрасно видят в темноте. Хорошо. Значит защита и морок еще держатся. А ее собственное бледное чуть осунувшееся лицо к ситуации как нельзя лучше подходит.
Когда Анар забирала Вейна, не смотрела, кто и сколько. И лучше бы это были не дети, но сын был прав, он действительно совершил то, что никак не исправить. Совершенное в принципе исправить нельзя, ведьэтоужебыло. Таким и останется, исправляй не исправляй. Как морок на ограде. Только картинка, иллюзия.
Такими же картинками Анар представляла себе все, что увидела позже. Трое мертвых мальчишек, девочка, ее ученица, в таком глубоком беспамятстве, что ее сначала посчитали мертвой.
На приемную мать страшно было смотреть. Боль от потери сына и радость, что хоть один ребенок, пусть и не родной, уцелел… Прострация. Ну, хоть кричать перестала.
Страшно смотреть, страшно слышать. И так… просто страшно. Вейн в доме один. Она обещала недолго, а уже полдня прошло.
После целительской – стражий почин.
Предварительный отчет. Дикий. Спившийся на крови. Одиночка. Напал, пришел в себя, сбежал. Где вы были, хладна? Это обвинение? Нет, разговор. Я была дома, вы меня там и нашли. И хочу туда сейчас вернуться. Думаете, легко было на все смотреть? А мне? Кто-то может подтвердить, что вы были дома?
Каша. Вейн не любит кашу, но ест если попросить.
Очень смешно было про “подтвердить”. Анар даже улыбнулась. И даже не удивлялась, что нашли такое очевидное зло. Это было закономерно и правильно. Она сама бы в первую очередь так подумала.
Кто-то слышал, как она кричала на улице. Кто? Молчание. Странно было бы, если бы ответили.
Отпустили. Потом, позже, когда прибыли из Верхнего дознаватель и целитель. Тоже со значками надзора. Без некроманта. Занят. Будет позже. На крыльях прибыли. Так быстрее было, чем экипаж для статуса гнать, и надежнее. По серпантину дороги особенно не погоняешь.
Криминалист сомневался. Дознаватель тоже.
Характер прикуса другой, направление удара. Подросток или даже ребенок… Или нападал, как животное, стоя на четырех? Одурманил зовом, опрокинул и потом?.. Но раны только на горле, тела целы. Девочку вообще не тронул. Нашли под телом парня? Под крылом? Возможно, не заметил, если сознание потеряла… Идите, хладна Анар, вас пригласят, если будут вопросы.
Они привез с собой “глас”. Заклятый на крови полированный шар на подставке. Для вызова подмоги. Так тоже положено. По протоколу. Но они будут стараться решить
