Лея Леса - Галина Дмитриевна Гончарова

Пожалуй, стоит сходить на переговоры.

И — не одному?

Взять с собой Лакса?

Ну уж — нет! Против этого в Командоре было все. Никаких Лаксов! Ощущение рядом с ним такое, словно он в навоз ногой наступил! Перебьются! Но как же неудачно!

Космос, как же все неудачно на этой планете!

Ничего. Разберется…

И Командор налил себе вина на дно бокала.

* * *

В медколледже ничего не поменялось.

Зверем смотрел Попов, шипела Извольская.

Руслан уверенно держался рядом, не собираясь никому позволять обтачивать когти о девочек. Впрочем, на Машку это не подействовало. Она всегда была бесцеремонной. Просто в молодости это выглядит, как обаятельное нахальство и самоуверенность, а не как наглость хабалки.

— Русик, а тебе кто из девочек нравится? Таня или Салея?

Руслан даже брови поднял от удивления.

— Нравится? Зачем?

— Ты от них не отходишь…

— И не отойду.

— А почему?

— А по кочану.

— Грубишь?

— Машка, тебе заняться нечем? Иди, поучи фарму, опять ведь зачет завалишь.

— Без твоих советов обойдусь, — скривилось толстощекое личико. — Ты скажи прямо, если что, мы тут все свои, мы поймем.

— Маша, я не могу сказать прямо, куда тебе идти. Хотя не сомневаюсь, что с означенным предметом ты отлично знакома.

Руслан развел руками. Маша, которая сообразила, куда и на какой предмет ее посылают (нет, это не фармакология), растопырилась, но куда там! Преподавательница по фармакологии, одним взглядом оценив картину, тут же принялась распоряжаться.

— Маша, к доске. Хочешь поговорить — поговорим. Все по местам, сейчас еще карточки раздам.

Маша засопела, но возражения не принимались.

Галина Борисовна улыбалась милейшим образом. И голова у нее совершенно не болела.

* * *

После занятий машина уже ждала рядом с колледжем. Однокурсники проводили устраивающихся в ней Руслана, Салею и Таню самыми разноплановыми взглядами — от равнодушных до злобно-завистливых. Впрочем, и те, и другие пропали втуне. Ребятам было совершенно не до любопытствующих.

Дела есть.

И важные.

Онкологический диспансер встретил Салею совершенно особым запахом. Тоски, смерти, безнадежности… и болезнь страшна, и отношение к ней — тоже. Приговор. Так это и звучит.

Так и выглядит, так и пахнет…

Дриада поморщилась.

— Хоть бы что-то такое развели… кусты какие или цветы.

— Дезинфекция все забьет, — поморщилась Таня, отлично вычленяющая хлорку, спирт, нечистоты — из общей массы запахов. И вот не надо про новомодные средства. Они есть, кто б спорил. Только вот стоят не в пример дороже, а завхоз на то и завхоз, чтобы слегка… вести переучет в свою пользу. И покупать вместо дорогих импортных дезинфектантов родную дешевую хлорочку. От которой равно дохнут микробы, пациенты и посетители.

Салея промолчала.

Владислав встречал их на пороге, как дорогих гостей.

— Здравствуйте. Проходите. А Салея Сантос… вы, конечно, — его взгляд уперся точно в Салею, которая в своем платье из цветастого хлопка все равно казалась чем-то неземным и потусторонним.

— Я, — согласилась Салея. — Здравствуйте.

Взгляд ее расфокусировался, уперся в мужчину. Потом она подтолкнула под локоть Таню.

— Смотри на него. Что ты видишь?

Таня тоже сощурилась. Так ей пока было удобнее.

— Зеленоватые тона, голубоватые… есть черные. Здесь и здесь, — палец указал на два места. Оба в районе головы, ближе к левому виску.

— Правильно. У вас часто болит голова.

— Да…

— Это потому, что у вас тут сосуды… если не принять меры, получите инсульт, — «порадовала» Салея, которая уже более-менее разбиралась в медицинской терминологии. Не просто же так она и с Таней общалась, и в колледж ходила.

Владислав только глазами захлопал.

— Я думал — переутомление.

— Понимаю. Идите сюда.

Плющ — одно из немногих растений, которому плевать было на онкологию. Он вился по стене диспансера, оплетал его своими упругими ветвями, шелестел зеленой листвой — и был весьма оптимистичен.

Салея протянула к нему руку, погладила, спрашивая разрешения…

Плющ был не против. Он знал этого человека, он хорошо к нему относился, да и человек, случалось, курил, прислонившись к перилам крыльца, перебирал листья плюща, но не рвал. Никогда не обрывал ради забавы.

И плющ это ценил.

Поделиться толикой жизненных сил? Для хорошего человека — не жалко. Таня посмотрела на зеленые искорки, которые снова побежали по дубовой Короне, и только вздохнула.

Ох, Лея-Лея…

Владислав побледнел, пошатнулся, потом выдохнул.

— Голова — не болит. Вообще…

И никто не обратил внимания, что несколько листьев плюща тихо отвалились, рассыпаясь черным прахом. Они отдали свою жизнь ради человеческого здоровья.

Но на следующий год вырастут новые. Живые и сильные.

Салея кивнула.

— А вот с сигаретами заканчивайте. Хватит…

— Не могу, — Владислав развел руками. — Знаете, пробовал бросать, не раз пробовал, не могу. Просто — не получается.

Салея пожала плечами. Для таких мелочей ей даже плющ не требовался. Еще пара искорок сбежала с тонких пальцев.

— Все. Хотите — можете курить, но удовольствия вы от этого не получите.

— Правда?

— Да. Мужчина пожал плечами.

— Ладно. Как будет, так и будет. Салея, скажите, вы… вы можете меня научить так же, как с Алесей? Чтобы я хоть что-то мог сделать?

Салея снова пригляделась к ауре. Покачала головой.

— Нет, не получится.

— Почему?

— Потому что я черпаю силы из природы. Вы так не сможете. Только свои, край — чужие.

— Я согласен на свои.

— Тогда вам удастся вылечить примерно трех или четырех таких, как Алеся.

— А потом?

— Помрете, — спокойно ответила Салея, которая не видела в этом ничего ужасного. — Лечить больного можно тремя способами. Отдать свои силы, перелить чужие или взять заемные у природы. Первый способ доступен всем, но надолго вас не хватит. Как я сказала, три — четыре человека. Второй надо изучать долго и упорно, или одного вы излечите, а другого убьете. Это как перекачка сил напрямую, но это надо строго контролировать. Или ваш больной выздоровеет, а донор отдаст ему лет тридцать жизни и помрет через год.

— Даже на это многие согласились бы.

— Понимаю. Но обучать такому не буду. Не считаю себя вправе решать, кто будет жить, а кто нет.

— Но Алесе вы помогли?

— Мне стало жаль ее сына. Все.

Руслан скромно промолчал. Обижаться? На то, что его пожалели? Да вот еще! А если бы не пожалели, и мать умерла⁈ Пусть ему хоть милостыню подают, но пусть с мамой все будет хорошо!

— А если бы Руслан предложил отдать тридцать лет, чтобы жила мать?

— Он совершеннолетний, он имеет право на выбор. Но этого не понадобилось. Я нашла, откуда взять силы.

— Вот!