Развод в 45. Я тебя не прощаю - Александра Салиева
– Это всё этот козёл! – сжимаю кулаки.
Ногти до боли впиваются в ладонь, но я почти не чувствую. Куда больнее мне от мысли, что моему мальчику сейчас плохо, очень плохо, и всё из-за мудака, который не способен не только штаны застёгнутыми удержать, но и свой поганый рот. Спрашивается, почему я тогда должна держать распирающий изнутри гнев? Нет уж, на этот раз не стану. Мой бывший муж поплатится за содеянное на этот раз не только словесно. Я ему покажу, что значит обижать моего ребёнка!
– Поехали, – сообщаю мрачно Грому, разворачиваясь на выход.
– Куда? – тормозит меня Гром.
– К этому ублюдку. Правду выбивать из него буду. И пусть только попробует опять во всём меня обвинить.
Судя по его лицу, никуда везти меня он не намерен, кроме как домой, но в итоге сдаётся.
– Лучше сейчас со мной, чем потом одна, – выносит ворчливым вердиктом.
Не обращаю на это внимания. Меня всю трясёт.
Как так можно было поступить со своим ребёнком?! И ведь видел последствия своих действий, но даже тогда ничего не сделал, чтобы это изменить. Что стоило прийти к сыну и сказать, что не было ничего? Что его невеста чиста перед ним. Насколько надо быть эгоистичной сволочью, чтобы так с ним поступать?! И после этого я дрянь и шлюха?!
– Тише, красавица, мы со всем разберёмся, только не волнуйся так.
Я и не волнуюсь. Я зла. Чертовски неимоверно сильно зла. В настоящей ярости.
– Я убью его. Клянусь, убью, если всё реально так, как сказал Александр.
Гром снова шумно выдыхает, но молчит. И хорошо. Я сейчас не в том настроении, чтобы ещё и с ним спорить.
Жаль только, что у меня нет биты, как у охранника придомовой территории Грома. С удовольствием бы сейчас обрушила на спину своего бывшего мужа пару-тройку других ударов ею. Глядишь, в следующий раз сперва будет думать, что и кому говорит.
Чтоб ему аукнулось трижды это всё! Подонок!
Машина Грома тормозит у ворот моего бывшего места обитания, и я, не дожидаясь помощи, выбираюсь наружу. У меня больше нет кнопки автоматического открытия, зато калитка не заперта. А стоит нам оказаться в холле, где нас уже ждёт сам Григорий, у меня окончательно срывает крышу. Хватаюсь за стоящую у стены напольную вазу с сухоцветом и швыряю прямо в его нагло ухмыляющуюся рожу.
– Ублюдок!
Ваза ударяется о стену и разбивается о паркет. Жаль, никоим образом не задевает успевшего увернуться бывшего мужа. А может это просто я сама плохо целилась. Слишком кипит всё внутри. Особенно, когда вижу недовольство, смешанное с непониманием, на его физиономии, пока Григорий хмурится и косится на разбитую керамику.
– Так понимаю, повестку в суд ты уже получила, – выдаёт не менее хмуро.
Настаёт моя очередь теряться и хмуриться.
– Какая ещё повестка? – смотрю на него совсем мрачно.
А он опять ухмыляется.
– То есть ты не в курсе, что разводиться мы с тобой теперь только через суд будем? – щурится Судаков.
– Ты это серьёзно? – окончательно впадаю в шок.
– Ну, вы оба же не подумали, что я реально просто так проглочу ваше предательство и позволю вам и дальше радостно и спокойно жить за мой счёт? – переводит взгляд с меня на застывшего за моей спиной Грома.
С моих губ срывается нервный смешок.
– За твой счёт? – уточняю, думая, что мой бывший муж, кажется, окончательно спятил.
– А что, нет? – по-новой ухмыляется он.
Только на этот раз его ухмылка приобретает неприязненный оттенок, как если бы я реально за его счёт жила. Хотя ничего сказать по этому поводу не успеваю. Стоит открыть рот и на эмоциях шагнуть вперёд, как на плечо ложится ладонь остановившего меня Андрея.
– Можешь думать, как хочешь. Нам без разницы. Мы сюда вообще не за этим пришли, – последнее заодно и мне напоминает.
Судакову его слова не нравятся. Опять кривится с отчётливой неприязнью, косясь теперь уже на Грома. Но на удивление ничего больше не говорит на предыдущую тему.
– И зачем тогда? – возвращает мне своё внимание, складывая руки на груди.
А я, видимо, всё ещё в шоке от всех его выходок, потому что вместо прямых угроз выдаю совсем иное:
– Твоего сына задержала полиция, потому что он выяснил, что ребёнок у Дины от него, а она его послала и не желает больше с ним общаться, потому что её ребёнку не нужен сын насильника.
– Как одно вяжется с другим? – опять хмурится Гриша.
Выглядит при этом в самом деле абсолютно непонимающим. И если факт того, что ему плевать на то, что его сына в теории посадили, я игнорирую, то вот остальное…
– То есть факт насилия ты не отрицаешь? – спрашиваю недоверчиво.
– Скорее пытаюсь понять твою логику. У тебя с ней явно проблемы, судя по тому, что я слышу, – в очередной раз кривится бывший.
– У меня проблемы? – вновь перехожу на повышенный тон. – Ты пытался изнасиловать беременную невесту сына, а проблема с логикой у меня? Ты вообще нормальный?!
– А что, нет? – смотрит на меня, как на идиотку. – Это же не я тут припёрся в чужой дом с нелепыми заявлениями о том, что Тимура загребли менты, потому что я, видите ли, насильник.
– Да! Потому что из-за этого он сорвался и устроил дебош! Из-за тебя! Из-за твоего поступка! Ты разрушил жизнь собственному сыну, Григорий, ты это понимаешь вообще?
Если Судаков что и понимает, то точно не собирается признавать. Впрочем, как обычно.
– Из-за моего поступка? Я разрушил? Серьёзно? Это же ты, вечно недовольная всем курица, втемяшила сыну в голову всю эту хрень с тем, что ребёнок якобы вовсе и не его может быть, а в итоге я виноват, потому что ты решила, что я ещё и насильник? – округляет глаза Гриша.
– Следи за словами, – мрачно вставляет уже Андрей.
– Следи за тем, что она мне тут чешет, – огрызается Гриша.
– Вряд ли правда может звучать оскорблением, – становится ему всё таким же мрачным ответом от Грома.
Судаков порывается что-то ему снова сказать, но ничего не говорит в итоге. Об этом. Зато вспоминает обо мне.
– Всё? – смотрит на меня. – Или ещё какие-нибудь сказки придумаешь? Если забыла, ты здесь больше не живёшь. Соответственно, ты не можешь заявляться сюда, когда тебе вздумается.
– Эту сказку рассказала Дина твоему сыну, а не я.
Про дом игнорирую. Пусть подавится, плевать мне уже на его имущество. Главное, решить проблему сына.
– Ещё одна глупая