Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин

Автоматика-автоматикой, но все крутилось как часы благодаря самоотверженности и напряжению жил всех работников – от молодых московских и ленинградских инженеров до рабочих-проходчиков и строителей со всего Союза. Ну и, конечно, заключенных – как без них…

Управлял же всей махиной Зарап Зарапетян своим деловым грозным напором. По воспоминаниям ветеранов строительства, он, угрожающе манипулируя указательным пальцем у носа очередного «штрафника», изрекал с характерным акцентом: «ТИ, что, бюдешь рассказывать мине свои сказки?!! Чтоб завтра исправил и лично доложил, а не то ТИБЯ в бараний рог скручу!» Впрочем, более выразительных вразумлений, которые ему позже пытались вменить, Зарап Петросович, в отличие от Ефима Павловича, избегал.

В начале 1960‐х именно в Учкудуке уран впервые в горно-металлургической отрасли стал добываться новаторским методом подземного выщелачивания. Натолкнуло на эту технологию натурное наблюдение: заметили, что вода в дренажных скважинах и траншеях горных выработок (с которой боролись) насыщена растворенным ураном. А это значит, что ценный металл можно «выгнать» из трещиноватой породы правильно подобранным химраствором. Технология эта потом стала применяться повсеместно.

Е.П. Славский на рабочем совещании по строительству здания Оргстройпроекта в Лермонтове, 1983 г.

[Центральный архив корпорации «Росатом»]

Одновременно возводились заводы комбината, строились Навои и Учкудук, тянулись линии ЛЭП, прокладывалась «железка». Возникла в пустыне и «зона» – лагерь, в котором жили и откуда отправлялись на стройку заключенные. Собственно, вся эта местность с будущим кызылкумским «трехградием» стала секретной, охраняемой зоной.

Столь широкому масштабу работ, да и самому строительству гиганта промышленности в этой части пустыни радикально поспособствовало новое привходящее обстоятельство. В 1958 году геологи Кызылкумской партии Самаркандской экспедиции Юрий Мордвинцев и Петр Храмышкин с помощью нового метода «металлометрической съемки» в 180 километрах к северу от Навои открыли богатейшее месторождение золота – Мурунтау.

Когда из вырытых геологами канав по всей их длине начали извлекать кварцевые тела с мощными вкраплениями рыжего цвета, поблескивающими на солнце яркими точками – причем не только в самих жилах, но и вокруг жил; стало ясно: обнаружена настоящая «кладовая шамаханской царицы»!

Как только прибывшая из Москвы и Ташкента комиссия удостоверила открытие месторождения и его предположительный объем, на место немедленно прислали солдат, которые начали тянуть колючую проволоку. Секретная стройка началась.

Сегодня уместно задаться вопросом: как стало возможным в те годы в безводной пустыне за несколько лет возвести супергигант промышленности? Ответ и сложен и прост: Славский и вся система Минсредмаша действовали так же, как и в случае со строительством первого промышленного реактора и первой АЭС: пока ученые выясняли в бурных дискуссиях наилучшие способы освоения и урановых и золотых залежей, средмашевские конструкторы уже проектировали заводские здания и технологические линии, строители начинали заливать бетон в фундаменты, архитекторы по заказу МСМ расчерчивали на кульманах будущие города. Если что не так – поправим по дороге.

Хотя добыча золота была прерогативой Минцветмета, Славский, вопреки сомнениям некоторых коллег, на свой страх и риск включил в план Минсредмаша добычу золота в Мурун-тау вместе с добычей урана в Учкудуке. И получил на это согласие правительства. Многоведомственность практически на одном «пятачке» вызвала бы хаос, а то, что сам Ефим Павлович – «цветной металлург» с огромным опытом в Кремле было хорошо известно.

Город золотодобытчиков Зарафшан начал строиться с небольшим отставанием от Навои и Учкудука, но весьма быстро. Если в декабре 1964 года в Навои уже была пущена первая очередь первого гидрометаллургического завода, началась переработка урановых руд, то на Мурунтау в том же году только начали строить завод по извлечению золота.

Однако уже на следующий год строители в Зарафшане сдали первые каменные дома для горняков. Когда 21 июня 1969 года в Москву был отправлен первый слиток чистого золота Мурунтау весом почти 12 килограммов, здесь, как и в Навои, уже вырос благоустроенный город, статус которого был присвоен ему указом Президиума Верховного Совета Узбекской ССР от 20 июля 1972 года.

Сперва геологи предполагали, что город будет назван одноименно с месторождением – Мурунтау. Но первостроители завода предложили свое название – Златогорск и даже изготовили табличку с этим топонимом, установив ее перед въездом в строящийся город.

О любопытной коллизии с именем города вспоминает работавший в эти годы на Мурунтау горный инженер, уроженец Казахстана, доктор экономических наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР Аброл Кахаров:

«Инициатор и зачинщик идеи освоения двух месторождений одним проектом – легендарный Министр среднего машиностроения Ефим Павлович Славский, посетив выбранную площадку для строительства города высказал свои сомнения по поводу названии «Златогорск».

«У нас не принято афишировать название металлов, которые мы добываем», – сказал он и обратился к рядом стоящему директору Навоийского комбината З.П. Зарапетяну с вопросом: Согласовано ли это название с первым секретарем ЦК Компартии Узбекистана Шарафом Рашидовичем Рашидовым?»

Немного помолчав, Ефим Павлович продолжил: «Автором присвоения имени городу Навои был Шараф Рашидович. Думаю, нам придется вновь обратиться к нему. Кому, как не ему – писателю должно принадлежать первенство выбора подходящего узбекского имени?» [73].

В итоге выбранное Рашидовым имя Зарафшан (Золотоносный) и было Златогорском – только по-узбекски. На въезде в Зарафшан в начале 1960‐х установили памятный камень с надписью «Здесь волей партии, руками народа будет построен город Зарафшан». Местные шутники написали на обороте камня «уточнение»: «Волей ЦК, руками ЗК». Что во многом было правдой: заключенные, как и на всякой средмашевской стройке, внесли в «каракумское чудо» изрядную долю своего труда. Особенно на первых порах, в наиболее тяжелых условиях. Для МСМ и его руководства «зэки» в те годы были практически даровым «трудресурсом». Хотя, как уже говорилось выше, приписывать все строительные успехи секретного атомного министерства их подневольному труду неверно. Военные строительные части, приписанные к Минсредмашу «поднимали» несравненно большие объемы работ.

В 1967 году по проекту академика Бориса Ласкорина началось строительство гидрометаллургического завода № 2. Через четыре года он начал производить чистое золото высшей 999,9 пробы, пополняя золотой запас СССР. В 1972‐м настала пора второй очереди гидрометаллургического завода № 2, а спустя три года – и третьей. Навоийский горно-металлургический комбинат вошел в десятку крупнейших производителей золота в мире, стал «узбекским золотым чудом», как писали в зарубежной прессе.

Посещение Е.П. Славским золоторудного карьера Мурунтау, г. Зарафшан. 1970‐е гг.

[Центральный архив корпорации «Росатом»]

В 1960 году на левом берегу Зарафшана началось строительство первой в Средней Азии газотурбинной электростанции на природном газе – Навоийской ГРЭС. А сам Навоийский химкомбинат впервые в стране стал комплексно перерабатывать природный газ с получением аммиачной селитры и жидких азотных удобрений, уксусной кислоты и ацетилен-целлюлозы для производства ацетатного щелка.

Позже по инициативе Славского