Учитель Особого Назначения. Том 2 - Илья Игоревич Савич
В мире Хаоса, когда каждый день мог стать последним, люди жили во власти постоянного страха перед монстрами. На земле, захваченной тварями, нельзя было слишком серьёзно ко всему относиться.
Знавал я таких. Мрачные странники-одиночки. Не способные ни на что, кроме как думать о выживании каждое мгновение своей жизни.
Только зачем такая жизнь?
Даже в мире Хаоса я любил пошутить. Подколоть временных товарищей, с которыми мы преодолевали опасные дороги. Или разбавить пьяный вечер в какой-нибудь корчме немноголюдной общины.
Мне нравилось, когда эти уставшие, покрытые морщинами люди, которые всего лишь пытались залить свою горечь, начинали искренне смеяться.
Они сразу становились моложе, счастливее, даже красивее. Морщины разглаживались или, наоборот, придавали их лицам особый шарм.
Женщины расцветали, мужчины поднимали весёлые тосты. И все они пускались в пляс, ведь даже музыканты с их разлаженными инструментами вдруг вспоминали песни о жизни, о надежде, о веселье.
Кто-то, перебравший хмельного быстрее остальных, под общий гул заводил частушки. Чаще всего матерные.
А как-то раз я даже видел, что таких знатоков народного творчества оказалось в одной корчме целых два. И они начали кидаться друг в друга четверостишиями, от которых зрители надрывали животы. Это длилось до самого утра, пока оба артиста не налакались до отключки.
Так что да. И в мире Хаоса я не был унылым г… кхм, странником. И в этом мире не собираюсь изменять себе. Буду подшучивать, веселиться и смеяться. И вызывать смех у других.
Лена глубоко вздохнула и вдруг уставилась на меня мягким добрым взглядом.
— Ты молодец, Серёжа, — тихо, смущённо произнесла она. — Я знала этих ребят раньше. Они будто совсем другие теперь. Антон, например… Он был весь такой нелюдимый. Постоянно бурчал и ворчал. Отказывался работать на занятиях и просто глядел в окно, размышляя о чём-то своём. А посмотри на него теперь! У него появилась цель! И желание что-то делать.
Лицо Лены озарилось счастьем. Она искренне переживала за мальчишку, каких обучала не один десяток каждый год.
— Даже на моих занятиях он теперь постоянно тянет руку, — продолжала она. — А иногда даже выкрикивает ответы, не дождавшись дозволения.
— Ишь наглец, — хмыкнул я. — Устрою ему взбучку. У меня даже специальная указка для этого есть. Указки же для того и делают, чтобы устраивать взбучку ученикам, верно?
— Нет! — воскликнула со смехом Лена. — Совсем нет! Откуда ты это взял вообще⁈
— У нашего учителя была здоровенная палка именно для этих целей. И посмотри, что из этого вышло, а!
— Сергей! — воскликнула девушка. — Ну хватит! Я серьёзно.
Я тоже говорил серьёзно. Старик Друм, этот ворчливый негодник, вколачивал в нас мудрость своих лет, когда я был ребёнком в первый раз. И если бы он этого не делал, всех нас сожрали бы монстры.
— А что ты сделал с Артуром! — воскликнула Лена. — Это просто немыслимо. Я не видела его в компании друзей все эти годы. Зажатый, постоянно смущённый или испуганный бедняжка. А сегодня я встретила мальчишек. Антон тащил его на спине, они над чём-то смеялись. Но ты бы видел его взгляд, Серёжа! Это был уверенный взгляд молодого мужчины. Мне даже сначала показалось, что я его не узнала. И всё благодаря тебе.
— Я могу только направлять, — улыбнулся я в ответ. — Они не изменились. Они всегда были такими, понимаешь? Ну, где-то внутри, в душе…. Кто-то — очень глубоко.
Лена снова хихикнула и стрельнула в меня задорным взглядом.
— А теперь ещё Коля.
— Так я вообще здесь ни при чём! — возразил я. — Кажется, он всегда был таким отбитым.
— Коля — это вообще… — согласилась Лена. — Если честно, он меня даже немного испугал. И, знаешь… Теперь я понимаю, что он всегда был таким целеустремлённым мальчишкой. Только ему не хватало такого же целеустремлённого наставника. Все сдавались в самом начале.
— А в этом есть смысл, — задумался я.
Было… приятно это слышать. Я просто помогал шкетам, которым требовалась моя помощь, вот и всё. Неужели в этом нашлось что-то необычное?
Фонари вдоль аллеи прятались в листве. Свет заливал пожелтевшие листья, и они, казалось, изливались золотом.
А затем свет появился далеко впереди, прямо по дороге.
Сначала один огонёк. Потом два. Три. И вот уже в нашу сторону приближалась целая россыпь огоньков. А вместе с ними доносился жужжащий гул.
— Что это такое? — насторожилась Лена. — Очень странно, я здесь никогда такого не видела.
— Что, в академии не гоняют байкеры на мотоциклах? — усмехнулся я. — Действительно странно!
— Байкеры? — удивилась Лена. — Какие ещё байкеры?
А затем даже она смогла разглядеть, что приближающиеся огоньки были светом фар на мотоциклах. А жужжащий гул принадлежал множеству двигателей.
И вся эта орава сейчас уверенно пёрла прямо на нас.
— Сергей, — испуганно произнесла Лена. — Мне страшно… Что происходит?
Я остановился, взял её за руку и посмотрел в глаза с лёгкой улыбкой. А затем произнёс:
— Спокойно, Лена. Я Ставровский… Тьфу, блин. Ставров. Но смысл тот же.
Не знаю, откуда эта фраза возникла у меня в голове. Но кажется, я её где-то слышал. В фильме каком-то или прочитал что-то похожее…
В общем, неважно. Главное, что Лена успокоилась и даже немного улыбнулась.
А байкеры наконец-то доехали до нас и услужливо охватили в кольцо. Да ещё организовали крутое освещение и направили свет двух дюжин фар в нашу сторону.
— Вот это ничего себе подфартило, а! — раздался крикливый голос. Знакомый голос. Где-то я его уже слышал.
— Ферзь, да ты как в воду глядел! — раздался ещё один знакомый голос. Кажется, его звали Фофаном. — Может, ты этот, как его… экстрасекс?
— А ну, заткнулись оба! — пробасил гулкий, сильный третий голос.
Этот уже был мне незнаком.
Он первым заглушил мотор, и его примеру последовали все остальные. Скоро шум и гам вокруг нас утих. Наступило недолгое молчание, и, наверное, они ожидали, что мы затрясёмся от страха.
Не дождались.
Поэтому здоровенный бородатый верзила, которому и принадлежал тот незнакомый бас, тяжело слез с огромного мотоцикла и медвежьей поступью направился ко мне. При каждом шаге на нём гремели цепочки, заклёпки и прочая металлическая набивка на одежде.
Когда он подошёл поближе, удалось получше разглядеть его лицо — квадратное, с кривым носом и густыми бровями.
— Так это