No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Франсиско Мероньо Пельисер
по мере того, как мы приближаемся к земле. Воды реки Харама, подобные зеркальному полотну, отражают солнечные лучи, наполняясь красными красками. И кажется, что в ее берегах течет не вода, а кровь, пролитая во время недавних боев за Мадрид.
Прибытие эскадрильи на аэродром становится знаменательным событием для всего персонала. Техники и механики с радостью возвращаются к своим обычным обязанностям — технический осмотр самолетов, заправка их топливом. Мы же собираемся и делимся впечатлениями от первого полета над территорией, контролируемой противником. Как оказалось, ощущения у всех разные. Но некоторым стоило бы быть более внимательными — осколки от снарядов зенитных орудий врага едва не попали в их самолеты. Такие оплошности могут стоить жизни в бою. Коварный противник всегда появляется оттуда, откуда его совсем не ждешь, поэтому надо всегда быть начеку и стараться одним взглядом охватывать все: и положение всех машин в подразделении, и рельеф местности. Только так будут созданы условия для победы в бою, только так врагу не удастся нас обхитрить.
Невозможно передать словами впечатления от первого полета. Больше всех своим городом восхищаются мадридцы. Разгорается спор между ними и каталонцами, считающими Барселону самым красивым городом на Земле.
— Мадрид — самый красивый город в мире! — восклицает Марсиано.
— Сразу видно, что ты ни разу не бывал в Барселоне! — возражает ему Пуиг.
— А я уверен, что ты и за месяц не обойдешь все музеи Мадрида! А что есть в твоей Барселоне? Памятник Колумбу с вытянутым указательным пальцем. Да ты даже не знаешь, на что он указывает. Завтра я попрошу Антонио дать разрешение показать тебе Мадрид, и тогда ты увидишь, что действительно красиво. Я покажу тебе Пуэрто дель-Соль...
— Пуэрто дель-Соль — это же загон для скота!
— Ха! Да ты, наверное, совсем не в себе! Даже Дон Кихот восхищался улицами Мадрида, любуясь красотой столичных девушек.
— Да много ли ты видел? Ведь не вылезал же из трущоб Вальекаса...
— Это было раньше. А теперь, когда мы разобьем фашистов, то построим красивые дома, как Хрустальный Дворец, а стены украсим живописью таких мастеров, как Мурильо, Гойя, Рафаэль, Эль Греко...
Все настолько увлечены спором, что никто даже и не задумывается об опасности, которая нас поджидает, о том, что мы предельно устали. Уже давно наступила ночь, когда мы добрались до площади. Рядом со старой тюрьмой расположен небольшой дом для летчиков. Ужин уже готов. Мы садимся за столы и в тишине едим приготовленную для нас пищу. Первым из-за стола поднимается Педро Конеса и громко, чтобы его слышали все, говорит:
— Кто хочет прогуляться по деревне?
— Ты что, свихнулся? — отвечает ему Пуиг. — Кто же захочет гулять после такого напряженного дня?
Но я и еще несколько человек принимаем его приглашение. Над темной узкой улочкой, где с трудом разместились потрепанные пулеметными очередями домики, нависла огромная чернющая туча, подгоняемая ветром с горных вершин Гвадаррамы. Тяжелые капли увесисто ложатся на дорогу, прибивая к земле пыль. Вдалеке все небо пронзает светящаяся во все стороны молния, и через мгновение слышится раскат грома, которому вторит жалобный звон по другую сторону тюремного здания.
— Смотрите! Там же колокол! — восклицает Конеса, подталкивая входную дверь в старую тюрьму и приглашая нас войти. — Вы слышали это? Давайте зайдем внутрь, в самую знаменитую тюрьму в Испании.
— Лучше оставить все это до завтра, когда будет светло, — отвечаем мы ему хором.
— Нет! Завтра не получится! Рано утром нам надо будет быть на аэродроме, в полной готовности к полетам. У нас не будет и секунды на размышления. К тому же ночью все кажется более таинственным...
Сверкнувшая молния освещает улицу во всю ее длину, и в конце улицы четко виден силуэт церкви.
— В этой церкви крестили Сервантеса! — говорит Марсиано.
— А кто такой Сервантес? — спрашивает Мариано — шофер эскадрильи.
— Ну как же ты не знаешь?! А о том, что в этих местах находится самая жестокая тюрьма во всей Испании, это тебе известно?
— Конечно! — говорит Мариано.
— Но тебе и в голову не приходило, что здесь родился и жил испанский литературный гений! Разве ты не читал «Дон Кихота»?
— Немного слышал о Санчо Пансе, но прочитать времени не было — я все время работал...
— Ведь этого и добиваются фашисты! Они хотят, чтоб народ только и знал, где находятся тюрьмы!
...Разговаривая, мы медленно обходим пустынные улицы. Девушки уже давно разошлись, поэтому мы не спеша направляемся в казарму. Засыпая, мы слышим, как издалека глухо доносится голос часового, к которому по широкой каменной стене тюрьмы пришла смена...
ДЕВОЧКА В БЕЛОЙ СОРОЧКЕ
Август 1937 года. Тишину и спокойствие ночного неба с еле заметными суетливо плывущими облаками и печальными звездами нарушают громкие выстрелы зениток и рев самолетов, за которыми тянутся длинные лучи прожекторов. На охоту вышли бомбардировщики «Юнкерс-52», которые предпочитают совершать свои смертоносные налеты ночью, скрываясь от нашей истребительной авиации под покровом темноты. Свои несущие страдания и смерть бомбы они сбрасывают без разбору — не обращая внимания, попадают те в жилой дом или военный объект.
На дороге, ведущей к небольшому селению, видны результаты этих рейдов. Несколько еще дымящихся домов разворочены только что разорвавшимися бомбами, и из-под обломков оставшиеся в живых люди достают раненых и погибших. Женщина, одетая в черное, вся покрыта пылью, и только лицо ее практически чистое. Оно вымыто слезами, льющимися нескончаемым потоком из ее глаз. На руках женщина держит тело своего ребенка, маленькой девочки в беленькой сорочке, которую она только что укладывала спать...
Кажется, что этот ужасный день никогда не закончится. Во время ужина царит тишина. Наши сердца полны ненависти к фашистам, убийцам невинной девочки. Мы горим желанием отомстить за горе испанских матерей...
С каждым днем положение на Северном фронте становится все хуже и хуже. Мы сдаем врагу последние позиции. От трех эскадрилий осталось только четыре самолета, добравшихся до границы с Францией. Остальные навсегда нашли свой покой в северных
землях Испании, похоронив вместе с собой и своих летчиков, которые своим героизмом и отвагой, ценою собственной жизни вписали яркие страницы в историю нашей Красной