Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко
Отчего же Киров – не в гуще событий? Неужто понимал, насколько иллюзорны успехи Орахелашвили и Буачидзе? А ведь во Владикавказе большевики победили дважды. И 26–28 ноября, когда избиратель трое суток решал, кому заседать в Таврическом дворце, и 3 декабря, когда в городскую думу от них прошли тридцать восемь человек. Только что это решало?
Ситуация в городе ухудшалась с каждым днем. Банды то ли ингушей, то ли горожан под маской ингушей совершали ночные налеты на магазины, отнимали у муниципальных команд лошадей, «экспроприировали» автомобили и пролетки, осаждали особняки местных богачей. Власти официально рекомендовали всем после восьми вечера на улицу не выходить. В кварталах и слободках формировались отряды самообороны. На первом заседании новой думы 13 декабря главная тема обсуждения – когда всем собираться: вечером, или днем, или по праздникам, ибо «многие из гласных в силу грабежей и убийств, творящихся в городе, не будут в состоянии по вечерам посещать думского заседания»? В итоге следующая встреча назначена на «17 декабря в 11 часов дня».
А сразу после избрания думским председателем И.Д. Орахелашвили гласная от кадетской партии Ольга Абрамова попросила слова, чтобы сообщить о новости, полученной по прямому проводу: на станции Прохладной убит атаман Терского казачьего войска М.А. Караулов. Убит солдатами из Уфимской дружины и рабочими, бежавшими с семьями из Грозного. Атаман возвращался из Кисловодска во Владикавказ. Толпа, возмущенная ужасными рассказами беженцев с грозненских нефтепромыслов, пожелала увидеть предводителя казаков, возложила на него вину за трагедию и попросту изрешетила из винтовок вагон, в котором тот укрылся вместе с братом Владимиром и адъютантом[102]. Так 13 декабря 1917 года пал первый авторитетный центр власти на Тереке. Второй в лице Владикавказского совета рухнет спустя полмесяца, в ночь с 30 на 31 декабря.
Группа военных из осетинского конного полка, возмущенная плохим отношением совдепа Армавира к откомандированным туда однополчанам, отыгралась на владикавказском «собрате» обидчиков. Отряд офицеров и солдат ворвался на заседание совета поздним вечером, в сердцах разметал имущество всех учреждений, располагавшихся в здании, в том числе и большевистского горкома. Арестовал президиум во главе с новым председателем Орахелашвили (в первой декаде декабря состав совета обновился согласно принятому в июне уставу). Большевиков от меньшевиков не отличали. Под караул в полковую казарму препроводили и Самуила Буачидзе, и Якова Рискина.
Расстреливать никого не планировали. Советских лидеров объявили заложниками и обещали освободить после того, как в Армавире им вернут вещи, конфискованные у закупочной команды полка. Благодаря «Кермену» узников отпустили уже под утро[103], но финал лихого рейда печален. Последний оплот законности, обладавший общественным доверием, Владикавказский совет рабочих и солдатских депутатов, прекратил деятельность.
На какое-то время Владикавказ превратился в «вольный» город. Никто никому не подчинялся. Кто держал в руках винтовку, тот и распоряжался на улицах. Орахелашвили предпочли не искушать судьбу и вернулись в Грузию. Буачидзе ушел в подполье. А Киров на правах журналиста продержался ещё с неделю, угодив в эпицентр другой трагедии на Александровском проспекте. Предыдущей он счастливо избежал, не попав под горячую руку осетинских военных, поскольку, если верить советскому канону, слишком поздно ушел с работы, то есть из редакции «Терека».
Напомним, штаб 21-й дивизии (Апшеронское собрание), куда совет переехал в августе, располагался в самом конце проспекта, на линии Московской улицы. До редакции «Терека» – всего два квартала. Пять – десять минут пешком. Гатуев вспоминал, что примчался из своего дома к зданию совета на звуки выстрелов. Но всех арестантов к тому моменту уже увели. Беспокоясь за Кирова, он поспешил в дом, где выпускалась газета Казарова. Но там Кирова не было. Тогда – к нему на квартиру, в Лебедевский переулок: три квартала по Мещанской, два квартала по Базарной улицам. Дверь открыла Мария Львовна:
– Мироныч дома?
– Нет…
В полной растерянности молодой осетин зашагал назад, на Базарную, а дойдя, замер, думая, куда повернуть – к Александровскому проспекту или к Базарной площади, что близ вокзала. И тут вдруг увидел Кирова, медленно «идущего со стороны базара». Судя по всему, наш герой на заседание совдепа вовсе и не собирался. Уставший, он возвращался из окрестностей вокзала, похоже, после общения с рабочими то ли железнодорожных мастерских, то ли Алагирского завода. Вот вам ещё один ответ на вопрос, какой Киров соратник Орахелашвили и Буачидзе…
Примерно через неделю на другом конце Александровского проспекта, южном, недалеко от Атаманского дворца, вооруженная толпа бросилась штурмовать особняк купца Симонова – штаб-квартиру Ингушского полка. Гарнизон, менее взвода, отбил первый натиск, после чего разношерстное войско из солдат, казаков, гражданских осадило «крепость». Винтовочные выстрелы чередовались взрывами гранат. Затем подкатил броневик и застрекотал пулемет. Наконец «горожане надумали выжечь ингушей». Киров и Гатуев оказались там, «когда из-под крыши симоновского дома выбились густое пламя и дым». Перестрелка продолжалась, и люди прятались, кто за оградой городского парка, кто за домами по Воронцовской улице. За домами укрылись и Гатуев с Кировым. Пожар разгорался…
– Что делать, Мироныч? – спросил его спутник. Тот пожал плечами, и мы можем представить, что за картина всплыла в памяти нашего героя. Томск, октябрь 1905 года…
Киров, конечно же, знал, что ничего тут не поделаешь, но, чтобы увести импульсивного кавказца-друга из опасной зоны, произнес: «Пойдем в правительство, Костик».
В правительство – это в гостиницу «Париж», через квартал, на углу с Евдокимовской улицей. Там никого не нашли, и Киров повел приятеля дальше по проспекту, в Коммерческий клуб. Напротив – Грозненская улица. На неё выходил Лебедевский переулок. Гатуев, видно, жаждал действий и просто вернуться домой ни к себе, ни к Миронычу не желал. В клубе они набрели на «комиссара по внешним сношениям» Рашида Капланова, одного из лидеров Союза объединенных горцев. В окружении множества офицеров, в основном осетин. Гатуев, сам осетин, опасности не почувствовал и потребовал от Капланова прекратить безобразие возле купеческого особняка. Киров же понял, что с каждым словом друга атмосфера сгущается и им лучше уйти, да поскорее. Под благовидным предлогом он увлек товарища в коридор:
– Если мы сейчас не выйдем отсюда, то мы никогда уже не выйдем!
– Почему?
– А ты не слышал, что говорили офицеры?
– Ерунда!
– Не ерунда…
Хорошо, что по соседству жил Яков Маркус. Оба быстро перебежали к нему и уже из окна квартиры кировского шурина наблюдали, как спустя короткое время группа офицеров выскочила из
