Когда-то тому назад... Сказки английских писателей - Джон Рескин

— Возьми нож. Я слушаю.

Человек склонил голову, с силой вонзил нож в землю и, пока тот еще дрожал, произнес:

— Будь свидетелем, я говорю так, как все происходило. Нож и Меловые Холмы-перед вами я говорю! Дотронься до ножа!

Пак положил руку на нож, и тот перестал дрожать. Дети чуть подались вперед.

— Я принадлежу к народу Каменных Орудий, я единственный сын Жрицы*, которая посылает ветры плавающим по морям, — начал он нараспев. — Я — Купивший Нож, я — Защита Людей. Такие имена дали мне в этой стране Меловых Холмов, лежащей между лесом и морем.

— Твоя страна — великая, и твои имена — тоже.

Человек с силой ударил себя в грудь:

— На одних славословиях человеку не прожить. Ему надо, чтобы у него был свой очаг, чтобы вокруг очага, ничего не боясь, сидели его дети и их мать вместе с ними.

— Да, — вздохнул Пак. — Похоже, твоя история будет стара, как этот мир.

— Я мог греться и кормиться у любого очага, но на всем свете не было никого, кто бы разжег мой собственный очаг и приготовил мне еду. Я потерял все это, когда купил Волшебный Нож для своего народа. Человек не должен подчиняться Зверю. Разве я мог поступить иначе?

— Понимаю. Знаю. Слушаю.

— Когда я вырос и смог занять свое место среди пастухов, Зверь терзал страну, как кость в зубастой пасти. Он подкрадывался сзади, когда стада шли на водопой, он следил за ними у прудов. Во время стрижки овец он врывался в загоны прямо у нас под носом, и, хотя мы кидали в него камнями, спокойно прогуливался меж пасущихся овец, выбирая себе жертву. Он подкрадывался по ночам в наши хижины и утаскивал младенцев прямо из материнских рук, он созывал своих собратьев и средь бела дня нападал на пастухов на открытых местах. Но нет, он делал так совсем не всегда! В том-то и была его хитрость. Время от времени он оставлял нас в покое, чтобы мы о нем забыли, и год-другой мы его не видели, не слышали, не замечали. И вот когда наши стада начинали тучнеть, а пастухи переставали постоянно оглядываться, когда дети убегали играть далеко от дома, а женщины ходили за водой поодиночке, опять и опять возвращался он-Проклятие Холмов Серый Пастух, Бегающий в Ночи — этот Зверь, Зверь, Зверь!

Он только смеялся над нашими хрупкими стрелами и тупыми копьями. Он научился увертываться от удара каменного топора. Похоже, он даже знал, когда камень на нем был с трещиной. Часто это выяснялось только в тот момент, когда ты опускал топор на морду Зверя. Тогда — хрясь! — камень разваливается на куски, у тебя в руке остается только ручка от топора, а зубы Зверя уже впиваются тебе в бок! Я испытал это на себе. Или бывало еще так. Из-за росы, тумана или дождя по вечерам ослабевали жилы, которыми мы прикручивали наконечник копья к древку, несмотря на то, что мы весь день укрывали их у себя под одеждой. Близость дома придает тебе храбрости, и, забыв, что ты один, ты останавливаешься, чтобы подтянуть провисшие жилы — руками, зубами или какой-нибудь выброшенной морем деревяшкой. Ты наклоняешься — и на тебе! Именно ради этой минуты Зверь крался за тобой по пятам с того часа, когда взошли звезды. Он страшно рычит — рррр-уррр-в ответ из ложбины Нортона раздается такое эхо, словно воет целая стая, — прыгает тебе на плечи, стараясь добраться до горла, и. может статься, дальше твои овцы побегут уже без тебя. Ну ладно, сражаться со Зверем — еще куда ни шло, но видеть, что он, нападая на тебя, тебя же презирает — это так же больно, как когда его клыки вонзаются тебе в сердце. Скажи, почему так получается: человек хочет сделать так много, а может так мало?

— Не знаю. Ты хотел сделать очень много?

— Я хотел быть сильнее Зверя. Не должен человек подчиняться Зверю. Но наш народ боялся. Даже моя мать. Жрица и та испугалась, когда я рассказал ей о своем желании. Мы привыкли бояться Зверя. Когда меня посвятили в мужчины и у меня появилась Возлюбленная — она была Жрицей, как и мать, и приходила ждать меня у прудов, — Зверь ушел из нашей страны. Может быть, он просто устал, может быть, отправился к своим богам узнать, чем бы причинить нам побольше зла. Как бы то ни было, его нс стало, и мы вздохнули свободнее. Женщины снова стали петь, следили за детьми уже не так строго, и стада паслись на самых отдаленных пастбищах. Свое я погнал вон туда, — он махнул рукой в сторону Уильда, где у горизонта вставала неясная полоска леса, — там молодая трава самая сочная. Потом стадо повернуло на север. Я шел следом, пока мы не приблизились к деревьям, — он понизил голос, — где живут Дети Ночи. — Он снова указал на север.

— A-а, теперь-то я припоминаю, вы же страшно боитесь деревьев. Почему, скажи?

— Потому что боги не любят деревья и ударяют в них молнией. Мы видели, как целыми днями они горели на опушке леса. К тому же все знают, что Дети Ночи — настоящие волшебники, хотя и поклоняются тем же богам, что и мы. Когда к ним попадает какой-нибудь человек, они вкладывают в него чужую душу, заставляют говорить чужие слова, которые бегут, как вода. Но голос сердца твердил мне идти на север. Когда я пас овец около леса, я увидел, как три Зверя преследуют какого-то человека. По тому, что он бежал к деревьям, я понял, что он — один из Детей Ночи. Мы, жители Меловых Холмов, деревьев боимся больше, чем Зверя. Топора у бегущего не было, зато был такой вот нож. Один Зверь прыгнул на него. Человек ударил его ножом. Зверь упал замертво. Другие, скуля, бросились прочь. От наших пастухов они бы никогда так не побежали. Человек исчез среди деревьев. Я осмотрел мертвого Зверя. Он был убит необычным способом: на теле не было ни ссадин, ни кровоподтеков, одна только глубокая, зияющая рана, которая рассекла его злое сердце. Это было здорово! Теперь-то я знал, что нож был заколдованный, и стал думать, как бы добыть его. Я очень много думал об этом. Когда я пригнал стадо на стрижку, моя мать моя Жрица, спросила меня: «Вижу по лицу: ты узнал что-то новое. Что это?» — «Это моя печаль», — ответил я. «Все новое