Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов - Евгений Захарович Баранов

К вечеру стал он подходить к незнакомому городу и увидел сидящего на краю пыльной дороги почти нагого нищего, который протянул к нему руки, простонал скрипящим голосом:

— Дай мне хлеба…

— У меня нет хлеба, — ответил Ахмет-Бек, — я сам голоден.

— Дай мне одежду, — простонал нищий.

Снял с себя Ахмет-Бек халат, отдал нищему, а сам остался в одном бешмете.

— Да поможет тебе всемогущий Аллах! — воскликнул нищий и потом добавил: — Что найдешь на дороге — не бросай.

Но Ахмет-Бек, не слушая его, пошел дальше и уже под самым городом поднял валявшуюся в дорожной пыли балалайку; тронул ее струны, послышались тихие и печальные звуки.

«Продам, и будет у меня хлеб», — подумал он.

Придя в город, направился он на базар и, чтобы привлечь покупателя на балалайку, заиграл на ней и удивился своей игре: так красива и печальна была она.

И скоро собралась вокруг него толпа.

— Как хорошо играет этот молодой человек, — говорили слушатели и вздыхали, а у некоторых из них на глазах показались слезы.

Проходил мимо ханский сановник, остановился, послушал.

«Надо отвести этого музыканта во дворец: может быть, его игра развлечет удрученного горем хана», — подумал он.

А у хана, действительно, большое горе случилось: месяц тому назад пропала его дочь, красавица Немеита. В один вечер вышла она без служанки в сад гулять и исчезла. Хан разослал на поиски дочери много людей, но они возвратились, не найдя даже следов ее. И затосковал, запечалился хан, а когда оставался один, горько плакал, и от слез потускнели глаза его.

Приказал сановник Ахмет-Беку идти с ним во дворец и дорогой стал расспрашивать его, кто он и откуда прибыл. Ахмет-Бек отвечал, что он бедный и голодный музыкант, добывающий игрой пропитание.

Во дворце сановник сначала приказал накормить Ахмет-Бека, а потом привел его к хану.

Стал играть юноша… Хан слушал-слушал и сделал рукой знак сановнику, чтобы тот удалился, а Ахмет-Беку сказал:

— Останься!

И, когда вышел сановник, хан спросил:

— Кто ты, юноша? Твое лицо говорит, что ты не простого рода, а твоя игра так печальна, что слезы в ней слышатся. Должно быть, и у тебя есть большое горе?

Глянул Ахмет-Бек в глаза хану, и стыдно было солгать ему, и он рассказал всю правду о себе.

Тяжело вздохнул хан.

— Вот видишь, — проговорил он, — я не ошибся…

И потом, едва удерживая слезы, рассказал о своем горе.

— Сын мой, Аллах да благословит тебя! — воскликнул он. — Пойдешь ты искать зеленую птицу, не забывай меня: если встретишь мою дочь, выручи ее из беды, возврати ее мне, ибо я уверен, что не по своей воле покинула она меня, а кто-то насильно разлучил ее со мной.

— Но как я могу узнать твою дочь, если я ни разу не видел ее? — спросил Ахмет-Бек.

— У нее есть примета: на лбу нарисован синей, никогда не смывающейся краской маленький полумесяц, а звать ее, запомни, Немеита, — сказал хан. — Если отыщешь ее и возвратишь мне, награжу тебя по-царски… А пока вот возьми, — протянул он Ахмет-Беку кошелек с червонцами.

— Нет, хан, — промолвил юноша, — не ради золота пойду я отыскивать твою дочь, а тебя жалеючи.

И поклонился он хану, вышел из дворца, а потом — из города.

IV

Была ночь, темь стояла в степи, звезды слабо мерцали.

Остановился Ахмет-Бек в раздумье, не зная, куда ему идти.

— Пойду куда-нибудь, — махнул он рукой и пошел прямо степью. На рассвете подошел он к высокой горе и под скалой увидел отверстие пещеры. Заглянул он в него, и почудилось ему, будто слышит он тихий стон, доносящийся из глубины пещеры. Прислушался он; стон повторился.

— Эй, кто там? — громко крикнул он, но никто ему не отозвался.

И все же решился он проникнуть в глубь пещеры. Стал он пробираться темным коридором. Шел долго и увидел впереди красный яркий свет. Перед ним было широкое подземелье, освещенное смоляными факелами на воткнутых в землю палках.

При входе в подземелье лежало огромное чудовище с головой медведя и туловищем змеи, толщиною в бревно, а в глубине подземелья, на обломке скалы, сидело, с копьем в руке, другое страшилище — с головой быка и туловищем человека.

Первое чудовище при виде Ахмет-Бека зарычало, раскрывая страшную пасть и собираясь броситься на него. А у юноши и на этот раз не было никакого оружия, кроме балалайки. Объятый страхом, попятился он назад и, не помня себя, заиграл на балалайке. И едва зазвенели ее струны, совершилось чудо, которого не ожидал Ахмет-Бек: чудовище с головой медведя свернулось, закрыло пасть, глаза и заснуло, а другое чудовище уронило копье, а потом само свалилось со скалы и захрапело.

Пораженный происшедшим, Ахмет-Бек стоял некоторое время словно в оцепенении, потом бросился в подземелье, поднял копье, пронзил им грудь одного чудовища, а затем покончил с другим. И тут-то он увидел девушку, прикованную цепью за руку к стене. Лежала она на земле и тихо стонала.

Не теряя времени, схватил Ахмет-Бек камень и принялся разбивать им цепь. Тяжела была работа, но все же, наконец, под сильными ударами погнулись и распались кольца цепи. Но в то же время неожиданно погасли все факелы и в пещере стало темно, как в могиле.

— Не покидай меня, — услышал Ахмет-Бек молящий стон и почувствовал, как две маленькие руки обвили его колени.

Нагнулся он, нашел руку девушки, сжал ее в своей руке.

— Пойдем, — сказал он, поднимая девушку, а вокруг стояла страшная тьма, и от чада потухших факелов дышать становилось трудно.

И холод ужаса мурашками пробежал по спине у Ахмет-Бека. И долго бродил он с девушкой во тьме, натыкаясь на камни, падая и разбивая колени. Он изнемогал от усталости, и отчаяние закрадывалось в душу его.

— Мы погибли, мы погибли, — твердила девушка и плакала.

Он не отвечал ей, напряженно всматриваясь в темноту. И раз ему показалось, что где-то мелькнуло маленькое светлое пятнышко, потом уже явственно увидел он это пятнышко и пошел по направлению его. Пятнышко росло, ширилось и вдруг полоса дневного света хлынула в пещеру. Ахмет-Бек взял на руки выбившуюся из сил девушку, побежал вперед и упал на лужайке перед входом в пещеру.

Сначала он был как в полусне и не верил, что он спасен от гибели и видит только что