Михаил Тухачевский. Портрет на фоне эпохи - Юлия Зораховна Кантор
Утром 24 февраля на Васильевском острове собралась толпа, насчитывавшая до 2 500 человек. Не полагаясь на красноармейцев, власти направили для ее разгона красных курсантов. Толпу рассеяли. Глухой ропот не смолк. Рабочие Петрограда выдвинули требования: «Дать дорогу беспартийным, вернуть Советам, задавленным железною лапой коммунистов, их подлинную власть, дать возможность крестьянину на обрабатываемом им участке земли быть не призрачным, а действительным хозяином плодов своего деревенского труда, снять заградительные отряды и получить свободный доступ к излишкам деревенского хозяйства»4. Экстренное заседание бюро Петроградского комитета РКП(б) квалифицировало волнения на заводах и фабриках города как мятеж. На следующий день в городе ввели военное положение. 27 февраля открылось расширенное заседание пленума Петроградского Совета, в работе которого принял участие прибывший из Москвы председатель ВЦИК М.И. Калинин. А комиссар Балтфлота Н.Н. Кузьмин обратил внимание собравшихся на волнения в матросской среде. 28 февраля состоялось заседание Политбюро ЦК РКП(б), на котором первоочередной задачей было признано подавление политической оппозиции. По уже сложившейся с 1917 года традиции, главным инструментом «политического» воздействия стала ЧК. Начались аресты представителей меньшевиков и эсеров, просто неблагонадежных лиц:
«Всем Губчека в самый кратчайший срок разбить аппарат антисоветских партий, для чего ВЧК приказывает:
Изъять в подведомственном вам районе всех анархистов, эсеров и меньшевиков из интеллигенции, особенно служащих в земотделах, продорганах и распределительных учреждениях.
Изъять активных эсеров, меньшевиков и анархистов, работающих на заводах и призывающих к забастовкам, выступлениям и демонстрациям.
Действовать особенно осторожно по отношению к рабочим и принимать по отношению к ним репрессивные меры лишь при наличии конкретных данных об их контрреволюционной деятельности… В случае выступления рабочих на улицу – разлагать толпу включением в ее состав людей-коммунистов. На виду толпы арестов отнюдь не производить»5.
Представление о жизни города-порта в этот период дают воспоминания современников: «Пытаясь улучшить продовольственное снабжение людей, отправляли, в зависимости от фронтов войны, специальные продовольственные отряды вглубь России. Перед отправлением отряды вооружались наганами или винтовками, вручались им первостепенного значения документы. Отряды должны были закупить на местах – продовольствие и доставить своим товарищам по работе, чтобы этим хотя немного облегчить то тяжелое положение голода, создавшееся в связи с общей интервенцией в России. Но, к сожалению, редкие направленные отряды доставляли что-либо посолиднее, большинство возвращалось с полугнилыми яблоками или в лучшем случае с небольшим количеством непервосортного мороженого картофеля. Городское хозяйство Кронштадта изнашивалось, старилось. Вовсе не было материального снабжения. С большим трудом доставали нефть и керосин для городской электростанции. Газовый завод не работал, вышли из строя – проржавели подземные газовые трубы. О возможностях ремонта и думать не приходилось. Неоткуда было взять новые трубы, газовые горелки. Не было простых электроламп, шнура и другого электрооборудования и материалов. Городские бани работали с перебоями, выходили из строя ржавые, много лет не замененные паровые и водяные трубы. Не всегда имелись дрова для бани, и взять неоткуда было. Квартиры в городе замерзали. Если кто сумел в какой-либо маленькой комнатушке пристроить себе времянку-буржуйку и каждый день честным или нечестным путем стащить и унести себе домой кусок древесины, был счастлив»6. Автор сообщает колоритную деталь – большинство работников горсовета и коммунального хозяйства питались в общей столовой в Народном доме (бывшее Морское офицерское собрание)7. Факт примечательный – советская номенклатура существовала в Кронштадте без привилегий.
«В столовой получали по своим карточкам паек три четверти фунта хлеба. Обед состоял из пшенной жидкой бурды и куска ржавой селедки или воблы»8. Так выглядела повседневность.
Социально-политическая атмосфера в крепости, где общая численность корабельных команд, военных моряков, береговых частей, вспомогательных подразделений превышала 26 000 человек, накалялась. 25 февраля 1921 года собрание команды на линейном корабле «Севастополь» приняло решение послать делегацию в Петроград для выяснения обстановки в городе и особенно проверить слухи о забастовках и столкновениях рабочих, а также моряков линкоров «Гангут» и «Полтава», стоявших на Неве, с войсками. На следующий день такое же собрание прошло на втором линкоре – «Петропавловск». Возвратившись, обе делегации выступили на своих кораблях с рассказами об увиденном. Появился фольклор, отражавший умонастроения большинства моряков:
Седой Кронштадт в былое время
Революционным шел вперед.
Он Николая сбросил бремя
И сбросит коммунистов гнет9.
Вечером 28 февраля состоялось общее собрание, принявшее резолюцию и решившее на следующий день созвать общегарнизонное собрание и на нем довести требования команд линкоров до всех военных моряков, красноармейцев и рабочих города. Посылка делегаций в Петроград, собрания и содержание резолюции не были согласованы с вышестоящим командованием и партийно-политическим аппаратом. Через комиссаров кораблей обо всем этом стало известно Н.Н. Кузьмину. Посовещавшись с председателем Кронсовета П.Д. Васильевым, он разрешил собрание в манеже и пригласил на него находившегося в Петрограде председателя ВЦИК М.И. Калинина. На следующий день, 1 марта, у манежа собралось около 15 000 человек, и собрание, переросшее в митинг, пришлось перенести на Якорную площадь10.
Вот как описывает происходившее в тот день один из немногих оставшихся в живых участников событий: «Комиссар флота Кузьмин предоставил слово Калинину, которого весь манеж встретил бурными аплодисментами.
