Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург
Однако поводом к такому шагу могли послужить и изменения в общегерманской политической ситуации. Работа над рукописью была в основном закончена в сентябре 1930-го, а 14-го числа того же месяца национал-социалисты одержали безоговорочную победу на выборах. К концу года в стране уже 4,4 миллиона безработных. Число фирм, объявляющих о банкротстве, достигает рекордных высот. Америка отзывает свои краткосрочные кредиты. Банкам и сберкассам все труднее поддерживать свою ликвидность. 11 мая 1931 года лопнет «Австрийский кредитный банк» и потянет за собой один из четырех крупнейших немецких банков — «Дармштадтский и Национальный банк», вызывая фатальную цепную реакцию. Правительство Брюнинга начинает проводить политику жесткой экономии, которая ведет к обострению классовых противоречий, к обнищанию рабочих и мелких предпринимателей. Дебаты в рейхстаге и уличные бои приобретают все большую остроту. Заканчивая первый вариант романа на грустной ноте, Ремарк, возможно, не хотел подливать масла в огонь. Заключительные сцены в обновленном виде должны вселить в читателя надежду и бодрость духа: страну можно спасти от тех, кто намерен ее погубить, если за дело возьмутся истинные и энергичные демократы.
Первый вариант приходит к читателю в период с 7 декабря 1930-го до 29 января 1931-го включительно — как и в случае с «На Западном фронте без перемен» на страницах «Фоссише цайтунг». А 4 декабря нацисты начинают массированную кампанию против фильма «All Quiet on the Western Front». 30 апреля 1931-го издательство «Пропилеи» рассылает «Возвращение» по книжным магазинам. За три-четыре недели продано 180 тысяч экземпляров. По данным Тильмана Вестфалена, в том же году роман переведен на 25 языков. Конечно, это не те числа, которые ознаменовали успех антивоенного романа, но и «новый Ремарк» становится бестселлером. По крайней мере в сравнении с другими серьезными новинками на немецкоязычном книжном рынке того года, а это «Лунатики» Германа Броха, «Фабиан» Эриха Кестнера, «Замок Грипсхольм» Курта Тухольского, «Иудейская война» Лиона Фейхтвангера, «Молодая женщина 1914 года» Арнольда Цвейга, «Братья и сестры из Неаполя» Франца Верфеля. «Возвращение» возглавляет список продаж. Возможным это стало, несомненно, еще и потому, что автор теперь уже был вправе рассчитывать на читателя, ждущего от него нового произведения, а «Ульштейн» снова развернул мощную рекламную кампанию.
Спектр критических оценок в Германии довольно широк: от сдержанных до разгромных. Бенно Райффенберг пишет во «Франкфуртер цайтунг», не скрывая своего злорадства: «...новая книга чуть ли не беспомощна. Трогательно наблюдать, как ее автор тупо и неловко стремится показать душевное созревание молодых людей и как из этого не возникает ничего иного, кроме как суммы маленьких, примитивных сценок, призванных что-то объяснять с помощью ad hoc[42] изобретенной, ничем не прикрытой психологии там, где надо бы работать резцом скульптора». Типичным примером отношения к роману в провинции можно считать строки из «Ревалше цайтунг»: «До китча отсюда рукой подать. И ни с чем не сравниться высокопарности, от которой в любом случае у читателя мурашки по коже».
Поверхностные суждения такого рода, пестрящие словами типа «китч», «напыщенность», «серость», будут сопровождать Ремарка на протяжении всего творческого пути. В том числе и после 1945 года, когда тенденции к реставрации в литературных отделах западногерманских газет найдут красноречивых заступников. (Многие из них публично высказывались о литературе еще в те годы, когда ее содержание определялось Гитлером и Геббельсом.) Таким же писателям, как Манфред Хаусман, Рудольф Александр Шрёдер, Вернер Бергенгрюн, Франк Тиесс, называвшим свою жизнь в Третьем рейхе «внутренней эмиграцией», критики-приспособленцы пели дифирамбы.
Но вернемся в год 1931-й, когда роман удостаивается во многих газетах и высоких оценок. Так, «Фольксштимме» называет его «произведением не только талантливым, но и смелым». «Брюннер тагесботе» видит в самом Ремарке «писателя, под пером которого рождаются образы потрясающей силы». «Ремарк писал второй роман не потому, что его принуждал к этому выдающийся успех первого, а потому, что ему, художнику, есть что сказать людям», — пишет критик в журнале «Ди Литератур». А вот Тухольский поставил читателей «Вельтбюне» своей рецензией, пожалуй, в тупик: «И вовсе не обязательно было пытаться донести это до людей торжественными тирадами. Ведь можно было бы делать это, рисуя живые человеческие образы, но Ремарк не обладает таким умением. Не хватает ему этого умения. Что не мешает нам сказать: вот если бы только все книги были сработаны так чисто, отгрунтованы и расписаны так мило, оформлены так опрятно. Но одного этого мало». Генрих Манн отметил в «Фоссише цайтунг» (которая опубликовала первоначальный вариант!), что в романе есть «поистине захватывающие места». «Роте фане», напротив, знает и в этом случае, чего не хватает роману и его автору: «Печальный герой Ремарка обходит стороной все великие исторические силы, своими действиями заявившие о себе после окончания войны. Классовая борьба — понятие ему незнакомое. Революционеры показаны каким-то сбродом... Некоторое время тому назад писателям всего мира было предложено ответить на вопрос, как они повели бы себя, узнав о нападении на Советский Союз. Ремарк не ответил».
Для националистов и фашистов Ремарк остается писателем, отнимающим «у наших доблестных фронтовиков самое святое — то, за что они сражались и проливали кровь: честь, героизм, любовь к Отечеству» («Госларше цайтунг»). «Фёлькишер беобахтер» избирает при этом язык, достойный его хозяев. «Ремарк видит войну глазами тыловой крысы и трусливого пацифиста... Переживания полудюжины подонков возвышены им до морали и духа немецкого солдата». Звучат в хоре откликов и просто странные голоса. Выходящая в Мангейме «Нойе бадише цайтунг» расхваливает, например, настоящую, истинную немецкость Ремарка: «Книга эта — немецкая, немецкая до мозга костей... Тот, для кого слово “немецкий” больше, чем фраза, имеет, пожалуй, право сказать, испытывая чуть ли не национальную гордость, что написать такое мог только немецкий человек».
Предметом многих рецензий снова становится биография писателя, их авторы не стесняются вновь и вновь повторять те полуправдивые и просто лживые утверждения, что уже заполняли газетные полосы после публикации романа «На Западном фронте без перемен». Примечательно, что с возрастанием антисемитских настроений усиливаются и нападки на издательство «Ульштейн». «Тому, кто умеет морочить людям голову, не составит особого труда писать книги и для Ульштейна...» Несколько месяцев спустя — на показ фильма «На Западном фронте без перемен» только что наложен запрет — Геббельс развивает наступление в еженедельнике «Ангрифф»: «Ремарк устранен, но в немецком обществе все еще полно еврейских нечистот; здесь надо навести порядок».
Права на
