Сны Бонго - Анастасия Игоревна Строкина
Но, как бы то ни было, у всего есть своя история. Нужно только знать того, кто её расскажет.
История Зубагайла началась в те далёкие времена, когда герои легенд и преданий ходили по земле, смеялись, печалились, размышляли за ужином о новых подвигах. Они и представить не могли, что через тысячи лет их имена всё ещё будут напоминать о смелости одних и малодушии других, о том, что если кто-то выбирает тёмную сторону, то кто-то другой непременно отыщет дорогу к свету. Одни герои сражались, истекали кровью, побеждали злых правителей, чудовищ, заезжих бандитов, а другие ни разу и не держали меча в руках, но всё равно считались героями – за храбрость, которую можно проявить не только в бою, за дерзость говорить правду. Вот как раз таким и был Каменноглазый Ирм.
Подвигов он не совершал, а всё, что делал, – бродил по городу, наблюдал за людьми и переводил их поступки, настроения, желания, радости, обиды, предательства и верность на язык песен. Эти истории он пел под мелодии джамбузизы – кленовой дощечки с пятью струнами. Люди слышали сказания Каменноглазого Ирма, узнавали в них себя и страшно его ругали: какое он имеет право петь про то, что торговец обманул покупателя, что врач не разобрался в болезни и погубил больного, что судья за деньги оправдал виновного, что учитель не любит детей, что люди друг друга не слышат, не понимают, что жрец не верит в бога, что в военных походах можно завоевать чужие земли, но при этом потерять свою собственную?.. И тогда люди бросали в него камни, ветки, гнилые плоды, выливали на него грязную воду со своих высоких этажей. Но и там, на высоте, за толстыми стенами, не могли они спрятаться от песен Каменноглазого Ирма и белели от злости и краснели от ненависти.
Впрочем, не все его прогоняли и желали ему поскорее сгинуть где-нибудь в тёмном лесу. Кто-то же назвал его героем? Кто-то же сохранил его имя? А те и сохранили, кто хотел, чтобы правда звучала, но у кого не хватало смелости на этот звук, не хватало голоса. Вот они и передавали истории об Ирме Каменноглазом от одного поколения другому, чтобы во всякие времена среди людей появлялся кто-то похожий на него.
По одной из таких легенд, Ирм Каменноглазый бродил не один, а со своим другом – лесным празверем по имени Зубагайл. Этот празверь не такой, как прочие животные: передвигается он на задних лапах, как человек, но передние лапы у него длинные – почти до земли; если подойти к нему близко, то он станет ростом со столетнюю корабельную сосну, а стоит отойти подальше, как он делается ниже и ниже, пока совсем не исчезает из виду. Шерсть на нем свисает спутанными клочьями, в которых поселились певчие пчёлы. И чем вы ближе к Зубагайлу, тем громче поют его пчёлы. И звучат они, как будто из глубины, как будто это земля гудит, раскрыв чёрную-чёрную пасть. А сам он от рождения был безголосый, беззвучный, и неизвестно, что у него на уме, потому что он всё время молчит. Глаз у Зубагайла был всего один и скрыт за шерстью, поэтому никто его не видел и никто не знал, что там прячется, какая тайна, но все были уверены, что в нём поселился ужас и что ни при каких обстоятельствах нельзя в него заглядывать, иначе погибнешь, пропадёшь, сгинешь.
Но Ирм не боялся празверя. И даже в их первую встречу не испугался. Как-то раз раненый Зубагайл прихромал на площадь Старого Фонтана, где часто отдыхали жители городка. Из грязной звериной лапы торчал осколок стекла и капала синяя кровь. Увидев Зубагайла, все разбежались с криками и проклятиями – никому не хотелось приближаться к огромному, лохматому чудовищу или – что хуже всего на свете! – увидеть его глаз. Один только Ирм подозвал его к себе, вытащил осколок из тяжёлой лапы, промыл рану, а потом и вовсе расчесал Зубагайла, погладил его и накормил. Никто прежде не гладил Зубагайла, никто не называл его красивыми человеческими словами.
С тех пор стал Ирм ходить по городу с Зубагайлом. Но если самого Ирма с его вечно звучащей джамбузизой ещё как-то терпели, то с таким зверем места среди людей ему не оказалось. Их прогоняли отовсюду, кричали на них, бросали комья земли, а однажды ночью, когда Ирм и Зубагайл спали в заброшенном сарае у поля, люди построили высокую каменную стену вокруг города – такую высокую, что даже Зубагайл, который умел становиться ростом с корабельную сосну, и тот оказался ниже этой неприступной стены.
Ирм и празверь оказались за пределами города, и идти им было некуда. Вернее, они могли идти куда угодно, и они ещё никогда не были такими печальными, такими одинокими, такими свободными и такими счастливыми.
Певец и Зубагайл отправились на пустырь, который простирался за большой беловерхой горой. И там, на этом пустыре, они решили создать лес для всех зверей, в котором бы все жили в мире и радости – и хищники, и слепые подземные грызуны, и когтистые птицы, и червяки, и даже певчие пчёлы, что обитали в спутанной шерсти Зубагайла. Семечко за семечком стали они высаживать сосны, и выросли сосны, и их пурпурные шишки зажглись под самыми облаками. И пришли к ним звери – со всех концов света: муравьеды, слоны, пантеры, броненосцы, северные олени, песцы, бегемоты, рыси… Каждый зверь приносил по семечку из своих земель, и стали в их лесу расти и южные деревья – высокие, с широкими листьями, с ароматными белыми цветами, – и северные – пониже, робкие, с нежной, хрупкой листвой. И стали звери жить в этом лесу, и всё было у них хорошо, а Ирм и Зубагайл радовались и думать забыли о том, что когда-то их прогнали из города, что когда-то им было одиноко и страшно. Ирм выучил звериный язык и поселился в пещере у подножия горы, стоявшей неподалёку от леса, а Зубагайл жил где придётся: он не умел любить какое-то одно место и обустраивать дом. И по-прежнему он прятался ото всех и никому не смотрел в глаза, кроме Ирма: так он привык, так ему было спокойнее.
После того как всё в лесу устроилось, Ирм снова взял джамбузизу и принялся петь – уже на зверином языке – о том, что видел. А видел он и хорошее, и разное. Были, например, среди зверей благородные – те, кто помогал слабым, кто пускал в свою нору бездомных, кто делился добычей. Но были и хитрецы, плуты, воришки, предатели, зачинщики драк и даже войн – те, для кого не существовало Закона общего леса, закона, по которому звери должны жить в мире, радости и согласии. Появились среди лесных обитателей недовольные правдивыми песнями старого Ирма, но больше всех злился кабан Розарио. Он задумал стать звериным властелином, а Ирм с его джамбузизой ему очень мешал. Вдруг он споёт о том, о чём никто не должен знать? Вдруг он раскроет все его гнусные тайны? И после таких песен звери не выберут Розарио своим властителем, а, напротив, прогонят его.
Розарио мечтал о власти, и никто не должен был стоять у него на пути! Он пожелал переписать Закон общего леса и подчинить всех своей воле, чтобы не было больше звериного братства, а был бы он главным и все бы подчинялись ему одному. Чтобы он сам стал законом.
Первый шаг Розарио к мечте был жестоким. Однажды ночью он задушил новорождённого оленёнка – сына красивой оленихи Белой Лилии. Все в лесу её любили и даже верили, что она – потомок какого-нибудь звериного божества – такой она была благородной, гордой и прекрасной. В ту же ночь Розарио спрятал оленёнка в корнях далёкой сосны, что росла на краю леса, а сам наутро отправился к Белой Лилии – стал утешать её, пообещал, что непременно отыщет её сына, что никакому злу он не позволит твориться в их Пурпурном лесу. И повсюду Розарио разнёс весть о пропаже оленёнка и о печали несчастной Белой Лилии, и все подземные и небесные жители – и те, что селились в траве, и те, что строили гнёзда на самых высоких ветках, – заплакали вместе с Белой Лилией и отправились искать
