Сны Бонго - Анастасия Игоревна Строкина
А хитрый Розарио на третью ночь подкинул мёртвого оленёнка в пещеру Ирма и сделал вид, будто нашёл его там.
– Как же так? – возмутились звери. – Мы тебе так доверяли, Ирм!
– Как ты мог?
– Зачем тебе ребёнок Белой Лилии?
И тут вперёд вышел Розарио и сказал зверям:
– Кажется, я догадываюсь, в чём тут дело. Это ужасное преступление, и у него есть причины. Струны на джамбузизе Ирма стали старыми, и он решил их поменять. А знаете, из чего у него струны? Из жил молодых оленей! Вот он и убил сына нашей любимой Белой Лилии! Так накажем его!
– Накажем! – кричали звери.
– Накажем!
– Смерть за смерть!
Ирм ничего не понимал. Вернее, он и не хотел понимать. Ему было ясно, что здесь и сейчас творится какое-то зло и после того, как оно свершится, лес уже не будет прежним. Но Ирм ничего не мог изменить, а только вышел и тихо произнёс:
– Не нужно меня наказывать, потому что я не виноват. Но если бы я и был виноват, то неужели вы думаете, что моя гибель сможет вернуть оленёнка или сделать вас счастливее? Неужели вы думаете, что моя кровь утрёт слёзы несчастной Белой Лилии?
– Он пытается нас одурачить! – прорычал Розарио. – Не верьте ему! У нас есть доказательство! Оленёнок найден в его пещере!
Одни звери принялись неистово лаять, рычать, шипеть и топать в знак того, что Ирм Каменноглазый виновен, и что его нужно наказать. Другие же сомневались в словах кабана Розарио, но так как им не нравились правдивые песни Ирма, то они просто молча наблюдали за происходящим. Были и те, кто поверил Ирму, кто заподозрил неладное в таком яростном стремлении уничтожить его. Они просили не спешить и во всём разобраться, только их никто не слышал и все продолжали кричать:
– Долой Ирма!
– Наказать!
– Наказать!
– Наказать!
Гнев охватил зверей, и они закидали Ирма камнями, так что тот упал и уже больше никогда не смог подняться.
Звери ещё потопали немного, порычали и разошлись по своим норам – кто-то в радости, кто-то в смятении.
Розарио добился своего и стал правителем леса и всех зверей. Многие были счастливы, что никто не поёт правдивых песен и можно жить как вздумается – лишь бы дружить с Розарио. Другие просто молча приняли новый закон. А те, кто отказался дальше жить в лесу, ушли обратно в свои земли. И только броненосец, выходец из тропических лесов, сказал, что он хоть и не согласен с Розарио, но никуда не уйдёт из Пурпурного леса, который стал ему родным, а останется и будет жить в память об Ирме и о том времени, когда здесь, на этой земле, было звериное братство.
Одноглазый Зубагайл не сразу понял, что произошло. Через три дня после суда над Ирмом, на закате, празверь пришёл к своему другу и увидел, что тот лежит у входа в пещеру и жизни в нём больше нет. Понял Зубагайл, что никто уже не посмотрит в его глаз, никто не назовёт его добрым человеческим словом, никто не расчешет его спутанную шерсть, в которой гудят пчёлы. Тогда он поднял Ирма и стал расти, расти, пока не сделался высоким, как корабельная сосна. А потом он ушёл и унёс с собой Ирма. И никто никогда его с тех пор не видел. Времени прошло столько, что если бы минуты были каплями, то набрался бы целый океан. Все и забыли про странного празверя, кроме потомков кабана Розарио.
Из поколения в поколение в кабаньем семействе передаётся страх перед Зубагайлом. И при одном только упоминании его имени все кабаны гневаются и готовятся к войне. Потому что празверь Зубагайл, этот вернейший друг Ирма, знает то, что не должен знать ни один обитатель леса. И если правда однажды станет явью, тогда власти кабанов в Пурпурном лесу наступит конец. А пока время для правды не пришло и нужно подождать.
9– Кот побери! Наконец мы тебя нашли! – проревела Сильвестра.
Звери вернулись к двум соснам и, не увидев Хотото, подумали самое страшное. Тогда они отправились на поиски друга все вместе: камышовая кошка, ёж с мышью, Крылан и тетерев со своей матушкой.
– Я уже представила, что ты попал в лапы Зубагайла! – кричала кошка. Она злилась и радовалась одновременно.
– Как хорошо, что ты живой! – пропищала Мус-Мус.
– А знаешь, найти тебя целым и невредимым в сто раз важнее, чем найти этого вашего Зубагайла! – сказал Крылан.
– Ёж тебе под брюхо! – пробурчал Ворчунль. Он так волновался за друга, что чуть не потерял все иголки.
– Как же я рад вас видеть! – Хотото всё ещё не мог пошевелиться. У него в ушах до сих пор звучал пчелиный голос Зубагайла. Но нужно было возвращаться к лесной жизни – жизни, в которой тебя ждут и любят друзья. – А это кто? – спросил он, глядя на тетерева и его матушку.
– Я Мохноног, тетерев.
– А я Софонисба!
– Будьте здоровы! – отозвался Хотото.
– Это имя такое! – объяснил Ворчунль. – И вообще-то сейчас тебе надо назвать этим именем твою звезду. Ну, ту, которую ты открыл!
– Пожалуйста! – взмолился Крылан. – Иначе мне конец!
– Как у вас всё успело запутаться за ночь! – удивился Хотото. – Я очень не хочу, чтобы с Крыланом случилось что-то нехорошее. Но, к сожалению, моя звезда погасла.
– Так! – Мохноног выступил вперёд. – Или ты сейчас же называешь звезду именем моей матушки, или я от вашей мыши с крыльями оставлю только писк!
Броненосец задумался. Звёзды уже таяли, и ярче всех на небе светила…
– У меня есть идея! – воскликнул он. – Видите этот шар за облаком? Самый большой, самый яркий! Это Луна.
– Мы и без лесных астрономов знаем, что это! – возмутился тетерев.
– Но она Луна в последний раз. Потому что отныне она будет называться…
– Софонисба! – подсказал ёж. – Он хорошо знал это имя: когда-то, в его далёком детстве, так звали его двоюродную тётку. Но с тех пор, кажется, это имя больше никогда и нигде не звучало.
– Точно! – подхватил Хотото. – Только представьте: утром все лесные звери соберутся, посмотрят на небо и скажут: «Софонисба спряталась. Новый день пришёл!» А вечером они снова поднимут головы и воскликнут: «Софонисба вышла! Начинаем ночную охоту!» И время будут исчислять Софонисбами. И любоваться по ночам тоже станут на Софонисбу!
– Соглашайтесь! – вмешался Крылан. – Это гораздо лучше, чем какая-то никому не известная звезда! Это, можно сказать, вселесная слава!
Тетерев с матушкой согласились и, невероятно довольные собой, отправились восвояси. А броненосец, ёж, полевая мышь, Крылан и камышовая кошка медленно и устало побрели к своим двум соснам.
– Как думаете, это Кривозуб поймал его? – беспокоилась Сильвестра. – Или кто-то другой?
– Не знаю… Странно, что его нигде не было! – вздохнул Крылан. – Ни у муравейника, ни у сосны, ни у оврага…
– Иголку тебе в холку! – буркнул ёж. – Ты ведь так и не долетел до сосны! Может, он там как раз и сидел!
– Нет! Не было его там! – сказал вдруг Хотото. И все посмотрели на него.
– Откуда ты знаешь? – спросила Сильвестра. – Ты что-то видел? Что-то слышал?
Хотото помолчал, и эта тишина жужжала у него в ушах, как певчие пчелы.
– Не видел! – ответил он наконец. – Просто мне кажется, его вообще не было!
Утром по лесу разнеслась весть о том, что никто так и не сумел раздобыть Зубагайла.
– Ну хотя бы поляна не досталась Кривозубу! – обрадовалась кошка.
– А жаль, что теперь у нас не будет безопасного местечка, – вздохнул Крылан.
– Но почему? – не унимался ёж. – Почему его так никто и не нашёл? Тысяча ежей!
– Просто ещё не время, – ответил Хотото. – Значит, ещё не время.
Фью. Ноябрь
Листья на деревьях всё желтели и желтели, начался листопад, зашумели осенние ветры – настала поздняя осень. ˂…˃…В холодном воздухе кружилась только бабочка, последняя в этом году[1]
Г. Х. Андерсен
