Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов - Евгений Захарович Баранов
Охотников похвастать умом являлось много, но ни один из них не мог угодить своим рассказом хану, и всех их постигала одинаковая участь: по приказанию хана им снимали головы с плеч. Таким образом, казнены были уже тысяча человек.
Жил в том же селении, в котором имел свою резиденцию хан, один старый человек с тремя сыновьями. Однажды младший из братьев предложил старшим пойти к хану попытать счастья — не удастся ли им рассказать что-нибудь самое невероятное хану и завладеть его дочкой. Братья сначала не соглашались принять предложение младшего брата, но затем тот сумел так уговорить их, что они согласились. Приходят трое братьев к хану. Увидел их хан и засмеялся.
— Что, — спрашивает он, — должно быть, вам надоело носить свои головы на плечах?! А ну, послушаем ваши рассказы. Начинай, кто старший из вас!
Старший брат сказал:
— Однажды я поехал на охоту: увидел тура, выстрелил в него из ружья и пулей пробил ему правую заднюю ногу, правое ухо и правый рог. Вот и все, что я хотел тебе рассказать.
Засмеялся хан и сказал:
— Ничего нет невероятного в твоем рассказе: с тобой случилась самая обыкновенная на охоте вещь: ведь ты стрелял в тура в то время, когда он заднею правою ногой чесал себя за правым ухом, и поэтому нет ничего удивительного в том, что пуля пробила в одно и то же время ногу, ухо и рог. За то же, что ты вздумал тягаться со мной умом, голова твоя слетит с плеч долой. Становись пока в сторону, пусть начинает рассказывать другой!
Средний брат, дрожа от страха, сбиваясь на каждом слове, начал свой рассказ:
— Я… я… хан… поехал я раз, хан, в лес… дрова рубить поехал я, хан, в лес… взял топор да как взмахну им, так сразу один га деревьев и срубил… С одного взмаха срубил… целую тысячу деревьев…
Засмеялся опять хан.
— Глупый ты человек, — сказал он, — ну, посуди сам, что же есть невероятного в твоем рассказе? Ведь, если сложить вместе тысячу тонких прутьев, то не надо больших усилий, чтобы одним взмахом топора перерубить их. Становись и ты вместе с братом своим: и твоя голова слетит с плеч. Ну, рассказывай ты, последний!
— Слушай, хан, — начал свой рассказ младший брат. — В один день родила меня мать на свет, в тот же день пропали у отца моего лошади. В этот же день сел я на лошадь и отправился разыскивать лошадей. Заметь, хан, все это случилось очень рано утром, поздно после обеда, как раз в обеденное время того дня, когда меня мать родила. Ездил я, хан, ездил, подъезжаю к реке, а уж настало время делать намаз.
Слез я с лошади и стал искать, за что бы ее привязать. На берегу реки росла только одна трава, и привязать лошадь было не за что. Вдруг я увидел — торчит из травы палка; начал было к ней привязывать лошадь, вижу, палка шевелится; присмотрелся я поближе к ней, оказывается эта палка ногой какой-то птицы. Потянул ее из травы и вытянул журавля. Недолго думая, отрубил я ему шашкой голову. Потом подошел к реке, начал мыть руки. Вдруг чувствую, кто-то в воде схватил меня за руку. Потянул я руку из воды и вытащил на берег большую рыбу. «Хороша, — думаю, — добыча!» Зарезал я шашкой и рыбу. Начал я затем смывать кровь с шашки и уронил ее в воду. «Вот беда-то какая случилась со мною! — думаю я, — как же это мне быть без шашки?»
Но я сейчас же придумал, как горю своему пособить: взял пучок соломы, зажег его, а потом поджег и воду. Выгорела вся вода в реке, на дне ее остались одни только камни да песок. Принялся я искать свою шашку; вижу — лежит только одна роговая рукоятка шашки, а стальной клинок ее сгорел вместе с водой. Погоревал я, погоревал, да делать нечего, воткнул в ножны рукоятку и стал собираться в дорогу. Положил я журавля на одну сторону лошади, а рыбу на другую и очень рано утром, поздно после обеда, как раз в обеденное время того дня, когда я появился на свет, отправился в поиски за пропавшими отцовскими лошадьми. Приезжаю в большой лес; вижу — на поляне пасутся четыре диких козла, а у каждого из них было по одной деревянной ноге.
«Вот, — думаю, — какие диковинные козлы! Как бы это их поймать?» Спрыгнул я с лошади, вытащил из ножен рукоятку шашки да как кину ею в козлов, так им все ноги и перебил. Взвалил я пару козлов на одну сторону лошади, а пару на другую и очень рано утром, поздно после обеда, как раз в обеденное время того дня, когда меня мать родила, отправился в путь дальше, причем, конечно, не забыл сесть на лошадь. Еду по лесной дороге, вижу, — посредине ее много пчел диких сидит.
«Хорошая, — думаю, — находка! Мясо у меня есть, Бог послал и меду».
Спрыгнул с лошади, разогнал пчел и увидел на земле много, много меду. Только одна беда: не во что было набрать его. Но сейчас же я сообразил, что стоит мне содрать шкуру с четырех ног лошади, — вот и готовы четыре бурдюка. Живо ободрал я ноги, сделал из шкуры четыре бурдюка и наполнил их медом. Но чем же завязать бурдюки, чтобы из них мед не вытек?
«Э, — думаю я, — да ведь если содрать с лошади шкуру, то из нее можно нарезать ремней, которыми я и завяжу бурдюки».
Содрал я шкуру с лошади, нарезал из нее ремней, завязал бурдюки, взвалил их на лошадь, сам сел на нее и очень рано утром, поздно после обеда, как раз в обеденное время того дня, когда меня мать родила, поехал домой.
Еду по дороге, вдруг лошадь моя упала.
«Что такое случилось с моею лошадью?» — подумал я и оглянулся назад; вижу — половины лошади как не бывало.
«Ох, — думаю, — какое же несчастье случилось со мною! Где теперь искать другую половину лошади?»
Делать нечего,